Серафим Саровский
К 100-летию канонизации (1 августа 2003 года)
и 250-летию со дня рождения (1 августа 2004 года)
Разделы портала
Фото дня
Книги о Серафиме Саровском

Букинистическое издание (2007)


Твердый переплет (2009)


Твердый переплет (2006)

Еще книги
о Серафиме Саровском

Есть новое!

Официальная эмблема празднования
Официальная эмблема празднования 100-летия канонизации прп. Серафима Саровского
Русская коллекция


Поиск...
Google
Пользовательского поиска

Партнеры







О Серафиме Саровском
Великая Дивеевская тайна



Великая
Дивеевская
тайна



Издательская группа
Свято-Троице-Серафимо-Дивеевского
женского монастыря



БЛАГОСЛОВЕНИЕ
СВЯТО-ТРОИЦЕ-СЕРАФИМО-
ДИВЕЕВСКОГО ЖЕНСКОГО МОНАСТЫРЯ



Печатается по тексту книги С.А. Нилуса "Великое в малом" и митрополита Вениамина (Федченкова) "Всемирный Светильник".






Содержание

Об участии верных христиан

Великая Дивеевская тайна

Дивное Дивеево

Кончина Праведника

Прославление Святого



ОБ УЧАСТИ ВЕРНЫХ ХРИСТИАН

Записано Мотовиловым в ночь с 26 на 27 октября 1844 года

Однажды я был в великой скорби, помышляя, что будет с нашей Православной Церковью, если современное нам зло все более и более будет размножаться, и, будучи убежден, что Церковь наша в крайнем бедствии как от преумножающегося разврата по плоти, так равно, если только не многим более, от нечестия по духу через рассеваемые повсюду новейшими лжемудрователями безбожные толки, я весьма желал знать, что мне скажет о том батюшка Серафим.

Распространившись подробно беседою о святом Пророке Илии, он сказал мне на вопрос мой между прочим следующее:

"Илия Фесвитянин, жалуясь Господу на Израиля, будто он весь преклонил колена Ваалу, говорил в молитве, что уж только один он, Илия, остался верен Господу, но уже и его душу ищут изъята... Так вот что, батюшка, отвечал ему на это Господь:

"Седмь тысяч мужей оставих во Израили, иже не преклониша колен Ваалу".

Так если во Израильском царстве, отпадшем от Иудейского верного Богу царства и пришедшем в совершенное развращение, оставалось еще седмь тысяч мужей, верных Господу, то что скажем о России? Мню я, что в Израильском царстве было тогда не более трех миллионов людей. А у нас, батюшка, в России сколько теперь? Я отвечал: "Около 60 миллионов". И он продолжал:

"В двадцать раз больше. Суди же сам, сколько теперь у нас еще обретается верных Богу! Так-то, батюшка, так-то: ихже предуведе, сих и предъизбра, сих и предустави; ихже предустави, сих и блюдет, сих и прославит. Так о чем же унывать-то нам!.. С нами Бог! Надеющийся на Господа, яко гора Сион, и Господь окрест людей своих... Господь сохранит вхождение твое и исхождение твое отныне и до века; во дни солнце не ожжет тебе, ниже луна нощию".

И тогда я спросил его, что значит это, к чему говорит он мне о том.

"К тому, - ответствовал батюшка отец Серафим, - что таким-то образом хранит Господь, яко зеницу ока Своего, людей Своих, то есть православных христиан, любящих Его и всем сердцем, и всею мыслию, и словом, и делом день и нощь служащих Ему. А таковы - хранящие всецело все уставы, догматы и предания нашей Восточной Церкви Вселенской и устнами исповедающие благочестие, ею преданное, и на деле во всех случаях жизни творящие по святым Заповедям Господа нашего Иисуса Христа". В подтверждение же того, что еще много на земле русской осталось верных Господу нашему Иисусу Христу, православно и благочестно живущих, батюшка отец Серафим сказал некогда одному знакомому моему - то ли отцу Гурию, бывшему гостиннику Саровскому, то ли отцу Симеону, хозяину Маслищенского двора, - что однажды, быв в духе, видел он всю землю русскую, и была она исполнена и как бы покрыта дымом молитв верующих, молящихся ко Господу...

В одной из бесед своих с Мотовиловым преподобный Серафим, говоря о духовном состоянии последних христиан, оставшихся верными Богу перед концом мира, поведал нечто весьма важное на подкрепу остатку исповедников Христовых:

"И во дни той великой скорби, о коей сказано, что не спаслась бы никакая плоть, если бы избранных ради не сократились оные дни, в те дни остатку верных предстоит испытать на себе нечто подобное тому, что было испытано некогда Самим Господом, когда Он, на кресте вися, будучи совершенным Человеком, почувствовал Себя Своим Божеством настолько оставленным, что возопил к Нему: "Боже Мой! Боже Мой! Для чего Ты Меня оставил?" Подобное же оставление человечества благодатию Божией должны испытать на себе и последние христиане, но только лишь на самое краткое время, по миновании коего не умедлит вслед явиться Господь во всей славе Своей и все святые ангелы с Ним. И тогда совершится во всей полноте все от века предопределенное в Предвечном Совете".

ВЕЛИКАЯ ДИВЕЕВСКАЯ ТАЙНА

Поведаю теперь то, что я хранил доселе в сердечной памяти своей и чему, думается мне, еще не выходили Божьи сроки. Если не обманывает меня внутреннее извещение-предчувствие, сроки эти исполнились, и настало время явить миру верующих и неверующих сокровенный доныне и мною скрываемый умный бисер, подобного которому мир еще не ведал со дней греческого императора Феодосия Юнейшего.

 Воскрешение Лазаря известно каждому христианину. О воскресении же семи отроков знают весьма немногие, и потому прежде объявления великой Серафимовой тайны (назову ее Дивеевской - по месту ее обретения) я вкратце сообщу неосведомленным сказание о семи отроках*.

-ти семь благородных отроков - Максимилиан, Ексакустодиан, Иамвлих, Мартиниан, Дионисий, Иоанн и Антонин, - связанные между собою одинаковою воинскою службою, тесною дружбою и верою, во время Декиева гонения на ефесских христиан (около 250 года) скрылись в горной пещере, называемой Охлон, близ города Ефеса в Малой Азии.

Сказание это независимо от церковного предания имеет свидетельство и исторической своей достоверности. Святой Иоанн Колов, современник этого события, говорит о нем в Житии преп. Паисия Великого (19 июня). Марониты - сирийцы, отколовшиеся в VII веке от Православной Церкви, чтут в своей службе святых отроков. Они находятся в эфиопском календаре и в древних римских мартирологах. История их известна была Магомету и многим арабским писателям. Григорий Турский говорит, что эти мужи до сего дня почивают в том самом месте, одетые в шелковые и тонкие полотняные одежды. Пещера отроков доныне показывается близ Ефеса в ребрах горы Приона. Судьба их мощей неизвестна с XII века, в начале которого игумен Даниил видел их еще в пещере.

По вере моей чудом преподобного Серафима спасенный в 1902 году от смерти, я в начале лета того же года ездил в Саров и Дивеев благодарить преподобного за свое спасение и там, в Дивееве, с благословения великой дивеевской старицы игумении Марии и по желанию Елены Ивановны Мотовиловой получил большой короб всякого рода бумаг, оставшихся после смерти Николая Александровича Мотовилова, с разными записями собственной рукой его, и в этих-то записях я и обрел то бесценное сокровище, тот "умный бисер", который я называю Дивеевской тайной - тайной преподобного Серафима Саровского и всея России чудотворца. Передаю обретенное словами записи:

"Великий старец батюшка Серафим, говоря со мной о своей плоти (он плоти своей никогда мощами не называл), часто поминал имена благочестивейшего государя Николая, августейшей супруги его Александры Феодоровны и матери вдовствующей императрицы Марии Феодоровны. Вспоминая государя Николая, он говорил: "Он в душе христианин". Из разных записок - частью в тетрадях, частью на клочках бумаги - можно было предположить, что Мотовиловым была приложена немалая энергия к тому, чтобы прославление преподобного было совершено еще в царствование Николая I, при супруге его Александре Феодоровне и матери Марии Феодоровне. И велико было его разочарование, когда его усилия не увенчались успехом вопреки, как могло тому казаться, предсказаниям Божьего угодника, связавшего прославление свое с указанным сочетанием августейших имен.

Умер Мотовилов в 1879 году, не дождавшись оправдания своей веры.

Могло ли ему или кому-либо другому прийти в голову, что через 48 лет после смерти Николая I на престоле всероссийском в точности повторятся те же имена - Николая, Александры Феодоровны, Марии Феодоровны, - при которых и состоится столь желаемое и предсказанное Мотовилову прославление великого прозорливца Преподобного Серафима?

В другом месте записок Мотовилова обретена была мною и следующая ВЕЛИКАЯ ДИВЕЕВСКАЯ ТАЙНА:

"Неоднократно, - так пишет Мотовилов, - слышал я из уст великого угодника Божия старца о. Серафима, что он плотью своею в Сарове лежать не будет. И вот однажды осмелился я спросить его: - Вот вы, батюшка, все говорить изволите, что плотию вашею вы в Сарове лежать не будете. Так нешто вас Саровские отдадут?

- Ах, ваше боголюбие, ваше боголюбие, как вы! Уж на что царь Петр-то был царь из царей, а пожелал мощи св. благоверного князя Александра Невского перенести из Владимира в Петербург, а святые мощи того не похотели.

- Как не похотели? - осмелился я возразить вели кому старцу. - Как не похотели, когда они в Петербурге в Александро-Невской Лавре почивают? - В Александро-Невской Лавре, говорите вы? Как же это так? Во Владимире они почивали при вскрытии, а в лавре под спудом - почему же так? А потому, - сказал батюшка, - что их там нет.

- И много распространившись по сему поводу своими богоглаголивыми устами, батюшка Серафим поведал мне следующее:

- Мне, ваше боголюбие, убогому Серафиму, от Господа Бога положено жить гораздо более ста лет. Но так как к тому времени архиереи так онечестивятся, что нечестием своим превзойдут архиереев греческих во времена Феодосия Юнейшего, так что главнейшему догмату веры Христовой и веровать уже не будут, то Господу Богу благоугодно взять меня, убогого Серафима, до времени от сея привременной жизни и посем воскресить, и воскресение мое будет аки воскресение семи отроков в пещере Охлонской во дни Феодосия Юнейшего".

"Открыв мне, - пишет далее Мотовилов, - сию великую и страшную тайну, великий старец поведал мне, что по воскресении своем он из Сарова перейдет в Дивеево и там откроет проповедь всемирного покаяния. На проповедь же ту, паче же на чудо воскресения, соберется народу великое множество со всех концов земли, Дивеево станет лаврой, Вертьяново - городом, а Арзамас - губернией. И проповедуя в Дивееве покаяние, батюшка Серафим откроет в нем четверо мощей и по открытии их сам между ними ляжет. И тогда вскоре настанет и конец всему". Такова великая Дивеевская благочестия тайна, открытая мною в собственноручных записях симбирского совестного судьи Николая Александровича Мотовилова, сотаинника великого прозорливца чина пророческого - преподобного и богоносного отца нашего Серафима Саровского и всея России чудотворца.

В дополнение же к тайне этой вот что я слышал из уст 84-летней дивеевской игумении Марии. Был я у нее в начале августа 1903 года, вслед за прославлением преподобного Серафима и отъездом из Дивеева царской семьи. Поздравляю ее с оправданием великой ее веры (матушка, построив Дивеевский собор, с 1880 года не освящала его левого придела, веруя согласно Дивеевским преданиям, что доживет до прославления Серафима и освятит придел в святое его имя); поздравляю ее, а она мне говорит:

- Да, мой батюшка, Сергей Александрович, велие это чудо. Но вот будет чудо так чудо. Это когда крестный-то ход, что теперь шел из Дивеева в Саров, пойдет из Сарова в Дивеев, а народу-то, как говаривал наш угодничек-то Божий преподобный Серафим, что колосьев будет в поле. Вот то-то будет чудо-чудное, диво-дивное.

- Как это понимать, матушка? - спросил я, на ту пору совершенно забыв тогда уже мне известную великую Дивеевскую тайну о воскресении преподобного.

- А это, кто доживет, тот увидит, - ответила мне игумения Мария, пристально на меня взглянув и улыбнувшись.

Это было мое последнее на земле свидание с ве ликой носительницей Дивеевских преданий, той двенадцатой начальницей, Ушаковой родом, на которой, по предсказанию преподобного Серафима, и устроился через 30 с лишним лет после его кончины Дивеевский монастырь - будущая женская лавра. Через год после этого свидания игумения Мария скончалась.

ДИВНОЕ ДИВЕЕВО

Повествовать о преподобном Серафиме и умолчать о дивном Дивееве так же невозможно, как нельзя сказать об отце и опустить о детях. Дивеево после собственной души его есть главное детище святого старца, плод духовного рождения его, полное чудес. Бог есть Творец всего. И всякий, освященный Животворящим Духом Святым, не может не творить: через него и вокруг него начинает цвести жизнь, как весною от теплого солнца трава.

 Урожденная дворянка Нижегородской губернии Агафия Семеновна Белокопытова, конечно знавшая о близком Саровском монастыре, вышла замуж за полковника Мельгунова, богатого помещика, владевшего имениями в Ярославской, Владимирской и Рязанской губерниях. Но вскоре же после брака она овдовела, оставшись с младенцем-девочкою. Будучи религиозною и желая сохранить в чистоте свое вдовство, она решила оставить мятежный и соблазнительный мир и посвятить себя иноческой жизни. Для этой цели она направилась в Киев - центр монашеского жития. И там остановилась во Флоровском женском монастыре вместе с трехлетней дочерью своею. Как богатая владелица поместий, она, конечно, могла бы рассчитывать на любезное отношение к ней в этой обители.

"Это Я, Госпожа и Владычица твоя, Которой ты всегда молишься. Я пришла возвестить тебе волю Мою. Изыди отсюда и иди в землю, которую Я тебе покажу. И прославлю Имя Мое там, ибо в месте жительства твоего Я осную такую обитель великую Мою, на которую низведу Я все благословения Божии и Мои со всех трех жребиев Моих на земле: с Иверии (Грузии), Афона и Киева. Иди же, раба Моя, в путь твой!" Посоветовавшись со старцами киевскими, Агафия Семеновна оставила Флоровский монастырь и пошла на север. Обходя многие места и монастыри, она направилась к Сарову.

Это было около 1760 года. За 12 верст от монастыря, в селе Дивеево Нижегородской губернии Ар- дановского уезда она села отдохнуть возле небольшой деревянной церкви и в дремоте сподобилась вторичного видения Богоматери:

"Вот здесь предел, который Божественным Промыслом положен тебе. Я осную здесь такую обитель Мою, равной которой не было, нет и не будет никогда во всем свете: это четвертый жребий Мой во вселенной. И благодать Всесвятого Духа Божия, и обилие всех благ земных с малыми трудами человеческими не оскудеют от этого места Моего возлюбленного!"

Прийдя в себя, раба Божия Агафия исполнилась необычайной радости и со слезами умиления поспешила к Сарову. Он ей так понравился, что она с охотою осталась бы здесь совсем, если бы то была женская обитель. Узнав от нее необычайный Промысл Божий о Дивееве, Саровские старцы и направили ее туда.

Но в Дивееве в то время от множества рабочих на открытых там заводах было неудобно, и по совету старцев она поселилась в двух верстах от этого села в деревне Осиновке во флигеле вдовы Зевакиной.

Здесь заболела ее девятилетняя дочь и скончалась.

Приняв это как указание Божие посвятить себя всецело назначенному ей делу, Агафия Семеновна сначала отправилась в свои имения и распорядилась ими во славу Господа и спасение души своей и родных: крестьян частью отпустила на волю, частью передала другим по избранию самих крепостных; имущество свое пожертвовала на построение храмов и другие добрые дела. И приблизительно к 1765 году воротилась в Дивеево.

Здесь ее пригласил к себе жить священник о. Василий Дертев, впоследствии скончавшийся монахом Саровского монастыря с именем Варлаам. В то время он был уже старцем и жил одиноко со своею старицею матушкою.

Агафия Семеновна на дворе его построила себе небольшую келью и работала у о. Василия как простая служанка: чистила двор, ухаживала за скотиной, стирала белье и пр. В таких сокровенных трудах она и прожила здесь 20 лет.

Но тайной и горячей заботой ее было исполнение воли Царицы Небесной. К этому она и приступила еще в 1767 году, испросив у Саровских старцев благословение, а у епархиального начальства разрешение на постройку нового каменного храма во имя Казанской иконы Божией Матери на месте прежней церкви святителя Николая, возле которой она сподобилась чудесного видения, а ему был посвящен в новом храме левый придел. Постройка кончилась через 5 лет. Агафия Семеновна съездила в Казань за точной копией с чудотворной иконы Богоматери и святыми мощами.

Каковы были ее подвиги, это тайна Божия. Внешне же она продолжала жить просто. Помогала, особенно в страдную пору, ухаживать за крестьянскими детьми. По праздникам же вела беседы с богомольцами на паперти храма. Одежду она носила бедную, на поле ходила в лаптях. Во время отдыха подкладывала под голову камень, обшитый для сокровенности в холстину. Под одеждою тайно носила власяницу. По виду и в обращении она была весела, а от тайных слез у нее ресницы всегда были красными, об этом впоследствии свидетельствовал и О.Серафим. Она прекрасно знала церковный устав. Отличалась рассудительностью. Можно сказать, это была тайная подвижница, сокровенная раба Божия. Приблизительно в это же время строился в Сарове главный Успенский соборный храм. И Агафия Семеновна от сохранившихся капиталов весьма щедро помогала в этом святом деле.

А Саровские старцы, особенно о. Пахомий и казначей о. Исаия, руководили ее духовною жизнью. Так незаметно шли годы, а воля Богоматери все еще не осуществлялась: обители пока не было. Но вокруг рабы Божией Агафии уже собралось несколько ревнительниц духовной жизни: девица из с. Вертьянова, круглая сирота, крестница о. Василия Ев- докия Мартынова, вдова Анастасия Кирилловна, Ульяна Григорьевна и Фекла Кондратьевна - все из ближних селений.

Вот для этих первоначальниц мать Агафия и решила незадолго перед своею кончиною построить кельи: первое зерно будущей обители - удела Божией Матери. К этому представился по Промыслу Божьему особый случай.

В 1788 году помещица с. Дивеева Жданова, почитавшая Агафию Семеновну и знавшая от нее о дивном предсказании Царицы Небесной, пожертвовала ей 1300 кв. сажен земли своей рядом с новым храмом.

Вот на этой жертве мать Агафия и поставила три кельи с надворными постройками и обнесла все деревянною оградою. Одну из этих келий она заняла сама, другую предназначила для трех послушниц, а сестра Евдокия прислуживала ей, третью же предоставила для отдыха странников, паломничествовавших чрез Дивеево в Саров.

Так зародилась обитель. Туда же передала до 40 тыс. руб., все оставшиеся средства свои, Агафия Семеновна перед кончиною.

А вскорости после этого она стала слабеть, хотя ей было всего лишь приблизительно 55 лет. В первой половине июня 1789 г., когда игумен Пахомий с казначеем о. Исаией и иеродиаконом Серафимом отправились на похороны благодетеля монастыря Соловцова, им пришлось проезжать через Дивеево. Мать Агафия, совсем уже больная, упросила их особоровать ее перед смертью, что и исполнили старцы; при этом она просила о. Пахомия не оставлять своим душевным попечением и необходимою материальною помощью остающихся ее сирот. Отец настоятель обещал, но, ссылаясь на старость свою, указал на молодого иеродиакона Серафима как на преемника своего в деле попечения об уделе Божией Матери.

"Духовность его тебе известна, - говорил он умиравшей, - и он молод, ему и поручи это великое дело". Матушка стала просить молодого монаха не отказаться от святого послушания, которое налагает на него Царица Небесная теперь. "Она же и помо- жет ему, - говорила умирающая, - в свое время сделать все необходимое". Отцу Серафиму в то время было лишь 30 лет.

Что он ответил тогда о. Пахомию и матушке, скрыто молчанием. Вероятно, ничего не сказал, а только воспринимал сердцем волю Царицы Небесной. После много раз говаривал он о том, что без воли Ее ничего не делал.

"Исповедую тебе, - говорил он перед кончиной о. Василию, - и Богом свидетельствую, что ни единого камешка- я по своей воле у них не поставил, ниже слова единого от себя не сказал им. А коли я, убогий, которому Сама Матерь Божия поручила их, не соизволил своего... кольми паче другим надлежит то, батюшка!"

3 июня подвижница скончалась.

Перед смертью она каждодневно причащалась Св. Тайн. И лишь только священник приобщил ее в последний раз, как она тут же и скончалась, в самую полночь. Возвращавшиеся в обитель старцы заехали снова в Дивеево и отпели рабу Божию и свою благодетельницу. Как уже было писано ранее, после погребения устроена была поминальная трапеза, но о. Серафим, несмотря на проливной дождь, не остался после службы в женской общине по своему целомудрию и ушел пешком в Саров.

И после этого двукратного посещения он никогда больше не ходил туда (кроме чудесного явления, о чем будет сказано впоследствии), а руководил всем из своего монастыря и из пустынек. Скончалась матушка в иноческом чине с именем матери Александры. Об этом существуют разные предания.

По одному она приняла постриг еще молодою в Киевском Флоровском монастыре, но перед уходом оттуда старцы дали ей совет скрыть о своем постриге и под светским именем Агафии Мельгуновой отправиться в путь, указанный Божией Матерью. Это было во многих отношениях удобнее и в смысле путешествий, и для распоряжения имениями. Но Н. А. Мотовилов пишет, что ее послушница Евдокия перед смертью своею сообщила, как матушка Агафия за неделю или две до кончины послала ее с другою девицею в Саров с просьбою о постриге.

Прибыл о. Исаия и во время вечерни постриг ее в великий ангельский образ с наречением имени Александры.

Чтобы примирить эти предания, можно предположить, что во Флоровском монастыре ей был дан лишь рясофорный постриг с наречением имени Александры, что она, наверное, не скрыла потом от саровских духовников своих. А перед кончиною она была пострижена уже в полный чин манатейного пострига с усвоением прежде уже нареченного имени.

Во всяком случае, подвижница должна быть поминаема монахинею Александрою, хотя иногда в видениях своих она сама называла себя Агафиею, под каковым именем она была горазда более известна своим современникам и их потомкам.

Батюшка о. Серафим называл покойную больше мирским именем, а иногда и матушкою Александрою: он высоко чтил ее. "Царице Небесной, - говорил он потом М. В. Мантурову, - угодно, чтобы была у них (сестер) своя церковь к паперти же Казанской церкви, так как паперть эта достойна алтаря! Ведь матушка Агафия Семеновна, стоя на молитве, всю токами слез своего смирения омыла ее".

А в другой раз говорил о. Василию Садовскому, духовнику дивеевских сестер: "Как нам оставить тех, о коих просила меня, убогого Серафима, матушка Агафия Семеновна? Ведь она была великая жена, святая; смирение ее было неисповедимо, слез источник непрестанный, молитва к Богу чистейшая, любовь ко всему нелицемерная... За жизнь свою она была всеми уважаема. Так как же нам презреть ее прошения? Я ведь теперь один остался из тех старцев, коих просила она о заведенной общинке; так-то и я прошу тебя, батюшка, что от тебя зависит, не оставь их!"

Свидетельство О.Серафима выше всяких иных похвал. Последующие события показали правдивость этого: известно несколько случаев явления подвижницы.

Например, в 1827 году 11 июня она во сне явилась молодой припадочной женщине Лебедевой и велела ей идти к О.Серафиму: "Он тебя ожидает к себе завтра и исцелит тебя".

Больная спросила: "Кто ты такая и откуда?" - "Я из Дивеевской общины, первая тамошняя настоятельница Агафия". Страдавшую Александру повезли в Саров. Батюшка исцелил ее и сказал: "Сходи в Дивеево на могилу рабы Божией Агафий, возьми себе земли и сотвори на сем месте, сколько можешь, поклонов: она о тебе сожалеет и желает тебе исцеления". В 1861 году почти умиравший священник Вятской губернии Гавриил Галицкий отправился в Вятку на лечение.

Приехал в 8 вечера... А утром в 7 часов приходит на его квартиру какая-то старушка и предлагает купить портрет о. Серафима. Тот купил два. Уходя от него, старушка сказала: "Батюшка, когда придет время, не забудь Агафи".

Священник дал обещание побывать в Сарове и поправился. Там он из жития О.Серафима узнал и о первоначальнице Дивеева Агафий и вспомнил слова старицы о ней... Может быть, то сама она была у него в Вятке...

Записаны и другие случаи помощи по молитвам ее...

Вследствие такого почитания матушки Александры еще при жизни о. Серафима находились жертвователи на построение чугунного памятника на могиле ее. Но о. Серафим тогда посоветовал направить жертву на новую церковь в Дивеево. А про памятник так сказал: "Что в нем пользы-то? Нет никакой пользы, батюшка".

И после долго не удавалось это. И только в 1871 году игумения Мария построила сама маленький кирпичный памятник наподобие часовни. А в 1885 году келья матушки Александры, как потом и пустынька отца Серафима, была покрыта двухэтажным деревянным домиком. В ней собрали все сохранившиеся вещи первоначальницы: иконы, портрет старца Назария Валаамского, который она почитала и которому кла нялась перед всяким делом как живому, прося благословения, лампадку, деревянный стол, живописный портрет ее самой и копию с него, чтимую в обители как чудотворную.

Так сбылось, пока в малой мере, предсказание Божией Матери о Своем четвертом уделе. Правда, при первоначальнице Агафий почти не видно было и надежды на последующий расцвет Дивеева; но ведь и в обещании Царицы Небесной сказано было, что обитель будет устроена не самой начальницей общины, но лишь "на месте жительства" ее, что и исполнилось потом.

Но чтобы осуществиться этому, потребно было молодой общине пережить очень много и событий, и скорбей... Кратко расскажем о них.

После кончины матушки Александры (так будем звать ее далее) в общине остались на житие три послушницы: Евдокия, Анастасия и Фекла. Они избрали между собою старшей Анастасию. В течение семилетнего заведования общиною она собрала 52 сестры. В числе их поступила вдова из г. Тулы Ксения Михайловна Кочеулова с малолетнею дочерью Ириною. По смерти Анастасии она и сделалась начальницею общины.

Это была маленькая, сухая на вид женщина крайне сурового нрава. Она не жалела даже своей дочери. Когда той кто-то подарил чайник и чашечку, то Ксения Михайловна не успокоилась до тех пор, пока Ирина не разбила их и не закопала черепки в земле. Вследствие такой строгости сестры начали расходиться: из 52 послушниц через год осталось лишь 12. Но зато они уже оказались крепким фундаментом для будущей обители. Скоро к ним стали прибавляться новые ревнительницы спасения; и в 1825 году, когда О.Серафим вышел из затвора и мог уже вполне руководить общиною, в ней снова было 50 сестер.

К концу же жизни его под управлением Кочеуловой было уже 47 келий и до 113 сестер. Такой строгий характер ее объяснялся не только природными ее свойствами, но и пользою общины: нужна была строгая дисциплина для монастыря, особенно в начале создания его.

Не терпела она, например, когда послушницы шили себе красивую одежду. Сподобившаяся впоследствии быть участницей видения Божией Матери (1861 г.) Евдокия Ефремовна была одно время келейницей у Ксении Михайловны. Как-то она подпоясалась красными тесемочками. Увидела это матушка. "Что это, - говорит, - вражью-то силу ты на себя надела?" Взяла их да в печке и сожгла.

В другой раз Евдокия пришла в храм в новенькой ряске, хорошо скроенной в талию. А начальница достает ее своею клюкою (посохом) и спрашивает, не узнавая: "Кто это? Кто это?.. Ах, это всечестная Евдокия!.. Что это ты делаешь, матушка? На что это ты восемь-то бесов себе посадила? Выпори, выпори четыре-то беса" (четыре клина из ряски). И сам о. Серафим с похвалою отзывался о ней. Посылая в Казанскую общину новую послушницу, племянницу Евдокии, впоследствии монахиню Ермионию, которая и рассказывала все это автору летописи, батюшка сказал тетке:

"Отведи ее к матушке Ксении Михайловне". А обращаясь к отроковице, добавил: "Во, матушка, Ксения-то Михайловна - жизни высокой. Бич духовный, матушка!"

"И вправду, - дополняет мать Ермиония, - она была строга: станет выговаривать, думаешь: вот-вот убьет, сейчас тут умрешь. А кончит, сделается прещедрая". И велит, бывало, дочери Ирине прочитать соответственное житие святого. Сама-то она была неграмотна. "Вот видишь ли, Евдокиюшка, как трудно идти-то в Царствие Небесное. Ведь оттого так-то я и выговариваю. Ну, матушка, иди". А потому или сама сунет, или дочери велит дать какой-нибудь подарок.

Но и при всем том О.Серафим не вполне одобрял ее крайности.

Например, он просил ее умерить строгость церковного устава, который она держала по саровскому образцу. Но она решительно отказала в этом батюшке, ссылаясь на правила, заведенные еще при о.Пахомии.

Может быть, это было одною из причин, почему о. Серафим потом создал свою общину. Недоволен был батюшка и строгостью в пище у матери Ксении.

Ксения Васильевна (мать Капитолина) рассказывала следующее: "У нас в трапезе была стряпухой строгая-престрогая сестра. Всем была хорошая сестра; да как еще-то было при матушке Ксении Михайловне в старой обители - а матушка-то Ксения Михаиловна, не тем будь помянута, была очень скупенька - так строго заведено было, что по правде частенько сестры-то друг у друга хлебец тихонько брали. Вот и узнал это батюшка Серафим да и потребовал ее к себе. Пришла она, и я в то время была у батюшки. Отец Серафим разгневался на нее и так страшно, строго и грозно ей выговаривал, что страх и ужас охватил меня".

Та ссылалась на приказы начальницы. А О.Серафим ей все свое: "Так что же что начальница! Не она моих сироточек-то кормит, а я их кормлю. Пусть начальница-то и говорит, а ты бы потихоньку давала да не запирала. Тем бы и спаслась! Нет, матушка, нет тебе моего прощения! Сиротам да хлеба не давать?"

Вскорости эта сестра занемогла и умерла. Кочеулова управляла Казанскою общиной долго, сорок три года.

Перед своею смертью она дала приказание, чтобы в течение сорокоуста принимать и кормить всех странников.

И совершилось нечто необычайное: имевшихся запасов муки, крупы и пшена должно было бы хватить на половину срока, а их достаточно оказалось на все 40 дней.

"Н все тогда очень дивились этому!" - рассказывала старица Дарья Трофимовна, бывшая в то самое время там на стряпушечьем послушании... Ин суд Божий, ин человеческий... Один Бог - истинный судия! Иные святые были при жизни строгими: различны у Бога дары Духа.

После смерти в келье Ксении остались очень немногие, но характерные предметы: икона Скорбящей Божией Матери, картины страстей и бичевание Спасителя... Все такое суровое... А из ее вещей - начальнический посох, символ власти и строгости, и еще часы с боем, взятые из Тулы для точности распределения порядков.

Наряду с этою Казанской общиною всего лишь в 100-150 саженях образовалась параллельная обитель, соответственно Серафимова, или Мельничная, которая и является детищем преподобного. История ее такова.

Как уже было сказано, О.Серафим руководил устройством обители из Сарова. Поэтому ему нужен был помощник, который непосредственно заведовал бы всем делом на месте, и притом был преданным и совершенно послушным О.Серафиму.

Такого служку и послал Бог старцу в лице Михаила Васильевича Мантурова, о коем уже упоминалось прежде.

Он был помещиком в Ардатовском уезде в с. Нуча и жил там с сестрою своею Еленою Васильевною и с женою Анною Михайловною.

Неожиданно он заболел воспалением ног, так что выпадали даже косточки из тела. Не найдя спасения у врачей, он отправился за 40 верст в Саров к о. Серафиму.

И здесь, как уже было рассказано, батюшка сотворил первое чудо исцеления. В благодарность за это в 1822 году о. Серафим и предложил Михаилу Васильевичу послужить святому дивеевскому детищу.

Взглянув на него особенным образом, он весело сказал:

"Вот, радость моя, все, что ни имеешь, отдай Господу и возьми на себя самопроизвольную нищету!" Не без смущения и колебаний Мантуров все же решился на предложение исцелителя: "Согласен, батюшка! Что же благословите мне сделать?"

"А вот, радость моя, помолимся, и я укажу тебе, как вразумит меня Бог".

И с этого момента они расстались друзьями навеки и слугами Царицы Небесной по устроению Ее четвертого удела.

С той поры О.Серафим стал звать его Мишенькой. По благословению батюшки Мантуров продал свое имение в Нуче и купил 15 десятин в с. Дивееве на указанном ему месте для будущей обители... Много пришлось терпеть ему насмешек и ропота от молодой жены, да еще и лютеранки тогда. Но он все вынес ради послушания батюшке, и в следующем году О.Серафим уже принялся за осуществление своего дела.

Однажды он потребовал к себе Михаила Васильевича. Когда тот прибыл, батюшка взял колышек, перекрестился, поцеловал его и велел Мантурову сделать то же самое. Потом неожиданно поклонился своему Мишеньке в ноги и велел ему вбить тот колышек в землю в совершенно точно указанном ему месте в Дивееве впереди Казанской церкви.

Поехал Михаил Васильевич туда и в ужасе увидел, как поразительно точно определил все О.Серафим, будто бы он только что сам там был.

Исполнив послушание, он воротился к батюшке. Отец Серафим снова молча поклонился ему в ноги и был необыкновенно радостен и весел...

Прошел год. Отец Серафим снова зовет Мишеньку, дает ему теперь уже 4 колышка и приказывает вбить их около первого и обсыпать камешками для приметы. И снова поклонился ему старец после исполненного послушания...

А через два года на этом самом месте возникнет мельница для дивеевских сирот. Так начиналась славная обитель...

К ней стал подготавливать мало-помалу батюшка и обитательниц. Среди них особое место занимает сестра Мишеньки, упомянутая Елена Васильевна.

Семнадцатилетнею веселою девушкой она сделалась невестою. Но потом беспричинно охладела к жениху. Однажды она явно увидела беса и дала обещание Матери Божией быть монахиней.

С этих пор она совершенно изменилась характером и стала читать духовные книги. А вскоре отправилась к О.Серафиму и стала просить его благословить ее на монашество. Но он настойчиво три года твердил ей, что у нее будет жених и она должна готовиться к браку. Напрасно Елена Васильевна отрекалась от этого. Старец все повторял о браке. Это еще более укрепляло ее в избранном и обещанном пути. А через три года батюшка неожиданно позволил ей отправиться на испытание в Казанскую общинку.

На крыльях радости полетела она в Дивеево и была принята Ксенией Михайловной. В маленьком чуланчике погребла себя молодая барышня: ей тогда (1825 г.) было всего лишь 20 лет.

В непрестанной молитве Иисусовой и чтении книг провела она месяц. Вдруг зовет ее батюшка и объявляет ей, что теперь пора обручаться с Женихом. Зарыдала Елена Васильевна: "Не хочу я замуж!" Но о. Серафим объяснил ей, что Жених ее - Господь. И велел Ксении Михайловне облачиться в черненькую одежду иноческую.

Дав ей правила жизни, особенно молчания, он отпустил ее восторженною в общину. Но временами посещала она духовного отца своего.

Однажды она была вызвана батюшкой в Саров, и ей дано было чрезвычайное послушание умереть вместо брата. Она, как уже известно, согласилась, но, вернувшись в монастырь свой, слегла и стала готовиться к кончине: часто приобщалась, сподобилась видения райских обителей Матери Божией и даже Самого Господа.

За три дня до смерти ее О.Серафим прислал ей выдолбленный им дубовый гроб. На нее надели рубашечку его, платок и манатейную ряску, а под платочек подложили шапочку из поручей батюшки, которую сам он надел на нее после пострига в 1828 году. Накануне праздника Троицы, 28 мая 1832 года, она тихо скончалась. Провидев это духом, святой старец посылал всех в Дивеево:

"Скорее, скорее грядите в обитель: там великая госпожа ваша отошла ко Господу!"

Когда же узнал, что сестры очень плачут по усопшей, он, растревоженный, все ходил по своей келье и говорил (как передает сосед, о. Павел):

"Ничего не понимают! Плачут!.. А кабы видели, как душа-то ее летела, как вспорхнула! Херувимы и серафимы расступились! Она удостоилась си- деть недалеко от Святой Троицы, аки дева! Лишь радоваться нам, а не плакать должно!" И при этом в сороковой день ее кончины о. Серафим предсказал, что "со временем ее мощи... будут почивать открыто в обители". Для этого он и сделал ей такой же дубовый гроб, как и самому себе. По смерти рабы Божией Елены Васильевны остались две иконы Божией Матери и икона Спасителя, несущего крест, сработанная разноцветным бисером самою ею...

Так исключительно особенна была и кончина ее. Не менее, если только не более, была дивна судьба и другой послушницы из послушниц О.Серафима схимонахини Марфы, скончавшейся на три года раньше.

Она происходила из семьи крестьян деревни Погибловой Ардатовского уезда Нижегородской губернии по фамилии Мелюковы. Это праведное семейство состояло из брата Ивана Семеновича и двух сестер - Прасковьи и Марии. Все они стали один за другим близкими и преданными о. Серафиму. Сначала по благословению его поступила в Казанскую общину Прасковья Семеновна и была высокой жизни монахинею. А потом, 21 ноября 1823 года, в приснопамятный день Введения Божией Матери, под который и сам преп. Серафим пришел в Саров, Прасковья Семеновна привела к нему и сестру свою, тринадцатилетнюю отроковицу Марию, которая, по словам старшей сестры, "увязалась за нею". Увидев ее, батюшка прозрел духом, что она будет великим сосудом Божиим, и повелел ей не возвращаться домой, а остаться в монастыре с сестрой. Мария беспрекословно и радостно послушалась. Отправляя ее туда, о. Серафим дал ей наставление о непрестанной молитве, молчании, кротости и полной откровенности ему. При этом он дал ей еще одну особую заповедь: ни на кого не смотреть в Сарове, а для этого она должна была носить платок так низко, чтобы видеть лишь под ногами своими. И однажды Мария спросила Прасковью Семеновну детски-невинно: "А какие видом-то монахи, Параша? На батюшку, что ли, похожи?" Удивленная сестра в свою очередь спрашивает: "Ведь ты так часто ходишь в Саров, разве не видела? Что спрашиваешь?" - "Нет, Парашенька, ведь я ничего не вижу и не знаю. Батюшка Серафим мне приказал никогда не глядеть на них".

Эта монахиня-ребенок стала самым близким по духу другом - чадом праведного старца. Ей он поверял самые великие тайны свои о будущей судьбе обители и вообще о духовной жизни, заповедуя при этом хранить крайнее молчание, что она и делала. Послушание ее батюшке было беспредельно. А уходила она от него всегда восторженною. В общине Мария исполняла всякие послушания, нередко и тяжелые физически: ездила в лес за дровами, носила камни на постройку и пр.

Так она провела в монастыре шесть лет и заболела. Ближайшим поводом к этому была ее ревность к послушанию.

Сам о. Серафим так о ней говорил: "Когда в Дивееве строили церковь во Имя Рождества Пресвятой Богородицы, то девушки сами носили камушки, кто - по два, кто - по три; а она-то, матушка, наберет пять или шесть камешков-то и с молитвою на устах молча возносит свой горящий дух ко Господу. Скоро с больным животиком и преставилась Богу".

Но взята она была так рано потому, что достигла уже совершенства. Батюшка так любил это дитя Божие, что, прозрев о кончине ее, вдруг заплакал и с величайшей скорбью сказал своему соседу о. Павлу: "Павел! А ведь Мария-то отошла... И так мне ее жаль, так жаль, что видишь, все плачу"

... Прежде он укорял других за плач о Елене Васильевне, а теперь и сам не мог удержать слез любви, подобно Спасителю, плакавшему о друге своем Лазаре.

На погребение о. Серафим и ей дал выдолбленный дубовый гроб, заблаговременно им сделанный для нее. А еще ранее того постриг ее в схиму с именем Марфы. Так в схимнической одежде, с белыми крестами и в мантии, и положили ее в гроб. А в руки дали кожаную лестовку о. Серафима; на голову надели зеленую бархатную, вышитую золотом шапочку, а сверху ее камилавку с батюшки.

Все эти вещи дал ей сам о. Серафим, приказывая ей так приступать всегда к причастию Св. Тайн , что она исполняла каждый двунадесятый праздник и все четыре поста.

По своему внешнему виду Мария была привлекательной наружности и высокого роста, с продолговатым белым лицом, голубыми глазами и светлорусыми волосами.

Погребли ее по левую сторону матушки Александры, возле Казанской церкви, а по правую легла потом Елена Васильевна...

По смерти ее О.Серафим всех, кто только приходил к нему в эти дни, посылал в Дивеево: "Радости вы мои! Скорее, скорее грядите в Дивеево: там отошла ко Господу великая раба Божия Мария!"

И всем велел молиться о ней как о схимонахине Марфе: "Я ее посхимил".

А родным ее - брату Ивану и сестре Прасковье заповедал не унывать и не печалиться:

"Ее душа в Царствии Небесном и близ Святой Троицы у Престола Божия, она близ Царицы Небесной со святыми девами предстоит. И весь род ваш по ней спасен будет!"

Бывая в Дивееве, заповедал он ее брату никогда не проходить мимо, а припадать к могилке, говоря: "Госпоже и мати наша Марфе, помяни нас у Престола Божия во Царствии Небесном!"

О ней о. Серафим также предсказал, что будут открыты ее мощи.

"Во, - говорил он Ксении Васильевне, - матушка, как важно послушание! Вот Мария-то, на что молчалива была, и токмо от радости, любя обитель, преступила заповедь мою и рассказала малое; а все же за то при вскрытии мощей ее в будущем предадутся тлению одни только уста". Смерть ее последовала 21 августа 1829 года.

Брат ее Иван часто ходил к батюшке на работу, и впоследствии сам поступил в Саровский монастырь монахом.

Ему часто О.Серафим говорил о важности любви к Дивееву:

"Кто даже сердцем воздохнет да пожалеет их (сестер), того Господь наградит. И скажу тебе, ба тюшка, помни: счастлив всяк, кто у убогого Серафима в Дивееве пробудет сутки: от утра и до утра, ибо Матерь Божия Царица Небесная каждые сутки посещает Дивеево! Помня заповедь батюшкину, я всегда это говорил и всем говорю".

У него было три дочери. И все они потом поступили в Дивеево. Там же жила и дочка его Елена с 5 лет. Но впоследствии по прямому послушанию о. Серафиму она вышла замуж за Н. А. Мотовилова и много помогала с ним обители.

Предвидя это, батюшка велел звать ее еще с малолетства великою госпожою.

Елена Ивановна дожила до самого открытия святых мощей О.Серафима в 1903 году и рассказывала о личных своих наблюдениях современникам, и мы еще знаем собеседников ее.

Старшая же сестра Марии Прасковья одно время была настоятельницей в обители, а потом приняла по благословению батюшки подвиг юродства. И впоследствии сподобилась чудного видения в Сарове. В ночь явилась ей Божия Матерь и преп. Серафим явно.

Царица Небесная сказала: "Ты выправь дела моей обители, настой в правде, обличи!"

В то время в Дивееве поднялась великая смута, и Прасковья Семеновна не боялась обличить даже самого архиерея Нектария и зачинщицу смуты Лукерью. После отъезда епископа она слегла, 9 дней ничего не ела и пила лишь воду из источника О.Серафима и немного чаю. Причащалась, пособоровалась и 1 июня 1861 года, в день Вознесения Господня, кончила многотрудные и долгие дни свои.

Но все же из всей этой семьи всех светлее святая девятнадцатилетняя схимница Марфа...

После Мелюковых нужно назвать Ксению Васильевну Путкову как одну из самых близких послушниц о. Серафима. Это была молодая и красивая девица, она имела уже любимого жениха.

Но стала посещать батюшку. И он уговорил ее почти насильно, - как она рассказывала еще сама при жизни автору летописи, - поступить в Дивеево. Она сначала не соглашалась: "Нет, батюшка, не хочу! Не могу никак!"

Тогда он открыл ей о славном будущем удела Царицы Небесной. И Ксения не смогла уже противиться батюшке: отложила, будто за нездоровьем, венчание на год, стала чаще ходить в Саров и потом поступила в Дивеево, где и пострижена была с именем Капитолины. Она проходила послушание церковницы и сподобилась многих знамений. При Елене Васильевне она служила за келейницу. Через нее батюшка много передавал о порядках монастыря. Мало-помалу О.Серафим посылал к начальнице, Ксении Кочеуловой, новых и новых послушниц, подбирая новый состав будущей девичьей обители... И когда их набралось уже достаточно, пчелки готовы уже были к отлету в новый улей, но недоставало им теперь лишь непосредственного, близкого к Дивееву руководителя в повседневной жизни.

И вот Промысл Божий посылает туда священника о. Василия Садовского, имя которого тесно связано с уделом Божией Матери.

Он родился в 1800 году; окончив Нижегородскую семинарию, он стал священником, а в 25 лет был назначен в Дивеево к Казанской церкви. Это был человек несомненной веры и чистой жизни. С самого начала знакомства с о. Серафимом он совершенно предался в волю его. Вот как сам он потом записывает первое свидание со старцем. Батюшка при- гласил его к себе и стал говорить о том, кого бы назначить начальницей в новую общину. Батюшка сидел у своего источника грустным...

"Кого бы нам?" "Кого уж вы благословите", - ответил смиренно о. Василий.

"Нет, ты как думаешь?" "Как вы благословите, батюшка". "Вот то-то я и думаю: Елену-то Васильевну, батюшка - она ведь словесная. Вот потому я и призвал тебя", - сказал старец.

И тут он раз и навсегда понял, что в лице молодого священника ему Божия Матерь прислала покорного послушника наряду с М. В. Мантуровым. С такими сотрудниками - духовным и практическим - можно было уже приступать к созданию улья, строению четвертого удела Божией Матери.

Причину создания новой, параллельной общины указывает сам О.Серафим: он хотел устроить обитель специально для девушек, чтобы они всецело отдавались духовной жизни. Вдовы нередко вспоминают прошлое: какой-де хороший был у нее муж да как любил ее и прочее, а девы чистые всецело предаются любви к Господу. А главное, замужние женщины, привыкшие к самостоятельной жизни, не так легко отдаются послушанию; мы это видели уже на примере упорства в строгости устава Ксении Михайловны. "А вот, матушка, я тебе что скажу, - объяснял о. Серафим Марии Иларионовне, в монашестве Мелитине, - жены и вдовы спасутся, но вот какое различие между ними и девами. Когда жена или вдова молится, углубится в молитву, то не мешай ей, она все будет продолжать свою молитву; а попробуй-ка заставить ее молиться, сейчас по-своему и по своей воле творит: такое у них свойство. А девы-то, матушка, напротив: готовы на все стороны".

Подошел батюшка к березке и стал гнуть ее: "Вот, видишь ли, матушка, так-то и девы преклоняют свои головы". Потом батюшка приподнял и встряхнул березку, продолжая говорить:

"Вот так и они головки свои поднимут: которая же совершит грех, оплакивает его, а потом и вспять; а жены готовы и способны на все! Однако по милости Божией, матушка, все спасутся, как левы, так и жены... В общежительной обители легче справиться с семью девами, чем с одной вдовою".

Третья причина была в том, что батюшка намерен был поставить в новой обители и новые порядки, более посильные для послушниц и спасительные для духовной жизни; между тем в Казанской общине уже установились свои порядки, которые изменять было трудно. И о. Серафим ясно сам указал на эту причину:

"Вино новое вливаю в мехи новые". Наконец, ему хотелось собрать под свое руководство девственниц. "Как я сам, батюшка, - говорил он Мотовилову, - девственник, то Царица Небесная благослови- ла, чтобы в обители моей были только одни девушки" . Здесь указано и самое главное обоснование: воля Царицы Небесной.

К этому времени о. Серафим был обрадован неожиданным даром генеральши Постниковой, которая пожертвовала три десятины земли под обитель: "Видишь ли, матушка (Ксения Васильевна), как Сама Царица Небесная схлопотала нам землицы: вот тут мельницу-то мы и поставим".

Наступило 9 декабря 1826 года. "В зачатие матери Анны и я хочу зачать обитель", - сказал батюшка.

Он сначала решил основать мельницу-питательницу для сирот. Для этого еще ранее был заготовлен им материал. И в назначенный день зачатия Анны и состоялась закладка ее. Весною стали строить, а 7 июля, накануне Казанской Божией Матери, она уже замолола. По прямому указанию Божией Матери о. Серафим из Казанской общины отобрал семь сестер. Достойно упомянуть имена этих первоначаль- ниц: Прасковья Степановна Шаблыгина, впоследствии монахиня Пелагия; известная нам по чудному явлению Евдокия Ефремовна - монахиня Евпраксия; Ксения Ильинична Потехина - монахиня Клавдия; Ксения Павловна; Прасковья Ивановна - монахиня Серафима; Дарья Зиновьевна и Анна Алексеевна. А восьмою считалась начальница, Елена Васильевна Мантурова, хотя она продолжала жить в старой обители. Духовником их о. Серафим назначил о. Василия Садовского. Все сестры помещались в самой мельнице и лишь в октябре построили себе одну келью, в которую и перешли все. Но к трапезе ходили целый год в прежнюю обитель.

Скоро стали набираться к ним новые сестры по указанию батюшки: известная нам Прасковья Мелюкова, Ксения Васильевна Путкова - монахиня Капи- толина, Анисья Семенова, Агафия Ивлевна и Екатерина Егоровна. Из прежней семерицы скоро сконча- лась Ксения Павловна; таким образом, с Еленой Мантуровой насчитывалось 12 сестер, по числу апостолов. Для тяжелых работ, непосильных девушкам, помогал им старец, работник.

Отец Серафим с самого же начала определил им особый молитвенный устав. Он считал устав Саровского монастыря тяжелым для своей обители, способным навести дух уныния. "Нет хуже греха и ничего нет ужаснее и пагубнее духа уныния", - говорил батюшка. Поэтому он назначил легкие правила. Мы же знаем о Серафимовом правиле. Для трудящихся разрешалось читать его даже на ходу, но зато весь день за послушаниями сестры должны были стараться творить молитву Иисусову с добавлением после обеда "за молитвы Богородицы".

Между прочим, Божия Матерь прямо запретила О.Серафиму обязывать послушниц чтением долгих акафистов, чтобы этим не наложить лишней тяжести на немощных. При этом о. Серафим запове- дал говеть во все четыре поста и двунадесятые праздники, не смущаясь своим недостоинством. В отношении пищи он повелел кушать, не стесняясь; даже позволял брать кусочек хлеба и под подушку, чтобы только не унывать...

Время шло. В новую общину все прибывали новые сестры. Теперь уже явилась потребность в собственном храме. Но прошло три года, пока начала осуществляться эта заветная мысль. В пост 1829 года пришло наконец распоряжение о вводе во владение пожертвованной Постниковой землею. Батюшка приказал передать следующее: чтобы все сестры обошли подаренную землю по линия колышков, поставленных землемером. А по пути бросали бы в снег камешки: весною камешки эти обозначат дарственный участок. Сестры все сделали беспрекословно. За это и в знак радости батюшка с тем же Мантуровым послал сестрам кадочку меду и велел им скушать ее после обхода земли. Весною же приказал опахать ее три раза по одной же борозде, по линии камешков. А когда земля просохла, то по благословению о. Серафима по той же линии вырыли знаменитую канавку в три аршина глубиной и на вал посадили крыжовник.

Об этой канавке вот что пишет о. Василий Садовский:

"Много чудного говорил батюшка Серафим об этой канавке. Так что канавка эта - стопочки Божией Матери! Тут обошла Сама Царица Небесная. Эта канавка до небес высока! Землю эту в удел взяла Сама Госпожа Пречистая Богородица. Тут у меня, батюшка, и Афон, и Киев, и Иерусалим! И как антихрист придет, везде пройдет, а канавки этой не перескочит!" Рыли эту канавку сестры до самой кончины батюшкиной; к концу его жизни, по приказанию его, и зимою рыть не переставали; огонь брызгал от земли, когда топорами ее рубили. Но батюшка Серафим переставать не велел.

"Раз одна из нас, - рассказывала старица Анна Алексеевна,-очередная, по имени Мария (Малышева), ночью, убираясь, вышла зачем-то из кельи и видит: батюшка Серафим в белом своем балахончике сам начал копать канаву. В испуге, а вместе и в радости, не помня себя, вбегает она в келью и всем нам это сказывает. Все мы, кто в чем только был, в неописанной радости бросились на то место и, увидев батюшку, прямо упали ему в ноги. Но, поднявшись, не нашли уже его. Лишь лопата и мотыжка лежат перед нами на вскопанной земле...

Так сам батюшка, видя небрежение наше, начал и закопал ее. Тут уж все приложили старание. И лишь только окончили, скончался тут же и родимый наш батюшка, точно будто только и ждал этого".

Чудное это было явление Серафима, но Богу все возможно. История Евангелия и Деяний знает, как Божиею силою святые могли переноситься с места на место (Ин. 6,19-20; Деян. 8, 39-40). Так еще один раз, но уже совершенно чудесно посетил свою обитель дивный Божий угодник.

"Это было, - добавляет старица Прасковья Ивановна, - в тот самый день, в который благословил он нам начать рыть канавку перед самым днем праздника Святой Троицы".

"Тут стопочки Царицы Небесной прошли, - передавала слова батюшки близкая к нему Ксения-церковница, - стопочки Царицы Небесной, матушка! Так, бывало, и задрожит весь, как это говорит-то".

Одновременно с рытьем канавки шла и постройка храма во имя Рождества Христова. Этим делом заведовал М. В. Мантуров: он продал все свое имущество и на эти деньги выстроил храм.

Дальнейший план постройки в обители о. Серафим начертал собственною рукою. Он хранился в келье игуменьи. При этом он предсказывал, что его обитель разрастется в великий монастырь: "Еще не было и нет примеров, чтобы были женские лавры, а у меня, убогого Серафима, будет в Дивееве лавра". К 1829 году был готов храм Рождества, а на Преображение и освящен. После этого батюшка благословил под ним устроить нижнюю церковь в честь Божией Матери. Для этого пришлось углубить землю. А вследствие этого ослабел фундамент верхнего храма.

Смущенный Мантуров поспешил к о. Серафиму, но тот пришел от этого в восторг и велел поставить внизу под храм четыре больших каменных столба:

"Во, во, радость моя! Четыре столба - четверо мощей! Радость нам какая, батюшка! Четыре столба - ведь это значит, четверо мощей у нас тут почивать будут! И это усыпальница мощей будет у нас, батюшка! Во, радость-то нам какая! Радость-то какая!" Постройка нижнего храма Рождества Богородицы закончилась летом 1830 года, и в самый день ее праздника 8 сентября он был освящен. После этого о. Серафим начал заботиться о создании будущего великого собора.

Для этого он приобрел при посредстве Елены Васильевны Мантуровой, тогда еще жившей, часть земли за 300 рублей у помещика Жданова недалеко от Казанской церкви. Купчая была после смерти Елены В. передана брату Мантурову. Батюшка чрезмерно обрадовался этому новому приобретению.

"Во, матушка, радость-то какая! Собор-то какой! Диво!" - восклицал он после покупки Елены Васильевны. А матушке Евпраксии говорил: "Какая великая радость-то будет! Среди лета запоют Пасху, радость моя! Приедет к нам царь и вся фамилия! Дивеево-то - лавра будет, Вертьяново - город, а Арзамас - губерния".

М. В. Мантуров в это время, после постройки храма, был приглашен генералом Куприяновым управлять его Симбирским имением, так как сам он отправился в поход на польскую войну. Батюшка отпустил своего служку.

Но за это Божия Матерь вместо него прислала другого верного помощника. В сентябре 1831 года прибыл больной помещик Николай Александрович Мотовилов. Это был образованный человек. Он страдал расслаблением всего тела уже 3 года.

Из села Бритвина Нижегородской губернии его привезли, и пятеро человек принесли к о. Серафиму. Батюшка в одно мгновение исцелил его... К сожалению, невозможно здесь описать в подробностях это дивное чудо... И с той поры он сделался постоянным посетителем батюшки. А в один из этих приездов он сподобился, в ноябре месяце 1831 года, видеть о. Серафима в благодарственном состоянии, о коем уже печаталось прежде. "А потом и многие тайны о будущем состоянии России открыл он мне," - записал Н.А. Мотовилов в "Достоверных сведениях о двух дивеевских обителях".

... Между тем за эти годы скончались и схимонахиня Мария, и Елена Васильевна... Приходило время и к концу жития самого старца и отца их Серафима. И стал помышлять он о попечителе, который бы заменил его дивеевским сиротам... Но, увы, среди монахов такого не находилось. Видно, не было на то воли Божией Матери... И батюшка, предупреждая о своем конце сирот, неоднократно говорил им: "Искал я вам матери, искал и не мог найти. После меня никто вам не заменит меня. Оставляю вас Господу и Пречистой Его Матери!"

Старица Домна, монахиня Дорофея, рассказывала следующее: "За три недели до конца батюшки прихожу я к нему, он и говорит мне, глубоко вздыхая:

"Прощай, радость моя! Скажу тебе: придет время, многие захотят и будут называться вам отцами. Но прошу вас: ни к кому не склоняйтесь духом. Мать вам Сама Царица Небесная и по Ней все управят!" Но все же он указал на главных попечителей обители. Духовное окормление батюшка завещал о. Василию Садовскому.

"Сама Матерь Божья, - записал он, - обителью правит; всему Она Сама научит, все устроит и укажет, кого нужно, изберет и призовет; кого нет, имиже весть судьбами изженет из обители своей; что полезное утвердит, неполезное - разорит; и все-все Сама совершит, как Ее токмо единой воле здесь то угодно. Вот на что я, батюшка, отцом им называюсь, гляди!

Исповедую тебе и Богом свидетельствуюсь, что ни одного камешка по своей воле у них не поставил, ниже слова единого от себя не сказал им и ни единую из них не принимал я по желанию своему против воли Царицы Небесной. А коли я, убогий, которому Сама Матерь Божья поручила их, не соизволил своего и своему, выполняя лишь только святейшие приказания Ее, кольми паче другим надлежит то, батюшка! Вот ты им духовный отец. Царица Небесная Сама тебя избрала. Тебе жить с ними, то и должен ты все знать. Вот я тебе и сказываю..."

А перед этим О.Серафим дал ему много наставлений о порядках в обители его. И после всего, сняв при этом со своих ручек надетые поручи, сам угодник Божий надел их на него и сказал: "Вот, батюшка, теперь все я сказал тебе; и вот надеваю тебе свои поручи: возьми и блюди их! Блюди же обитель мою, тебе поручаю и молю: (сотаинник) послужи ей всю жизнь твою ради меня, убогого Серафима, и, чем можешь, не оставь!"

Второе лицо, коему доверил заботы о Дивееве, был известный нам сотаинник о. Серафима, свидетель его славного преображения Николай Александрович Мотовилов. Если о. Василий был духовным руководителем обители, то Н. А. Мотовилову была поручена другая задача - материальная и юридическая помощь ей.

Произошло это поручительство при такой обстановке.

Пригласив в сентябре 1832 года двух сестер - Евдокию, бывшую свидетельницею славного явления Божией Матери, и сестру Ирину, бывшую после начальницею в Дивееве, о. Серафим вложил в руки Мотовилова правые руки сестер и, придерживая их своими руками, заповедал, чтобы Николай Александрович помогал им, потому что Божией Матери угодно, дабы он был назначен "питателем" обители, или попечителем ее. А сестрам старец заповедал, чтобы они обо всем рассказывали Мотовилову и ничего от него не скрывали. Впоследствии, именно по хлопо там Мотовилова, было рассмотрено дело Толстошеева. И вообще, он был опекуном обители до самой смерти своей. А третьим лицом был преданный служка о. Серафима Мишенька, Михаил Васильевич Мантуров. Он был по преимуществу практическим исполнителем заветов батюшки по постройке монастыря. Вот этим трем людям и поручил свое детище о. Серафим. Все они, как видим, были мирскими семейными людьми, но искренно религиозными, а еще важ- нее в данном случае - преданными и совершенно послушными святому отцу обители.

"Кроме М. В. Мантурова, Н. А. Мотовилова и священника о. Василия Садовского, никого не слушать и самим править, никому не доверяя, никого не допуская постороннего вмешиваться в дела обители. Кроме меня, не будет вам отца". Но самою главною попечительницею была Матерь Божия. "Вручаю вас Самой Божией Матери: Она Сама вам Игумения". И предсказывая в последующем скорби для монастыря своего, Батюшка говорил о. Василию: "Убогий Серафим умолит за обитель, батюшка. А Царица Небесная Сама ей Игумения. Тут же только наместницы по Царице Небесной все и у правят, батюшка..."

-Предсказал он своим сиротам, что у них и суды будут в обители.

"Придут суды к нам, станут судить. А чего судить!.. Ха, ха, ха. Нет ничего".

"И опять повторил это батюшка, - рассказывает Акулина Ивановна, - а подожмет ручки и заливается" .Но предсказывал и великую славу Дивеевской обители, этого четвертого удела Божией Матери. Говорил и о создании великого собора, и о богатстве монастыря, и о том, что его посетят царские особы, и о преобразовании его в лавру. А главное, предсказал о мощах.

"Дивное Дивеево будет, матушка, - говорил он сестре Дарье, - одна обитель будет лавра, а другая- то киновия. И есть там у меня церковь, матушка; а в церкви той четыре столба, и у каждого-то столба будут мощи. Четыре столба и четверо мощей! Во радость-то какая нам, матушка".

Но предсказал и страшные беды: "Вы до антихриста не доживете, а времена антихристовы переживете", - не раз предупреждал он сестер. Предсказывал даже совершенно необыкновенное про эти времена Божий прозорливец старице Евдокии.

"И скажу тебе: всем хорош будет мой собор. Но все-таки еще не тот это дивный собор, что к концу- то века будет у вас. Тот, матушка, на диво будет собор. Подойдет антихрист-то, а он весь на воздух и поднимется, и не сможет он взять его. Достойные, которые взойдут в него, останутся в нем, а другие хотя и взойдут, но будут падать на землю. Так и не сможет взять вас антихрист. Все равно, как в Киеве приходили разбойники, а церковь-то поднялась на воздух" - так повествуется в сказании о Киево-Печерской Лавре.

Когда же его однажды некто хотел спросить о конце мира и времени пришествия антихриста, то на это преподобный смиренно прозрел его и ответил так: "Радость моя! Ты много думаешь об убогом Серафиме: мне ли знать, когда будет конец миру сему и тот великий день, в который Господь будет судить живых и мертвых и воздаст каждому по делом его? Нет, сего мне знать невозможно!"

Послушник в страхе припал к ногам прозорливого старца; а св. Серафим, подняв его, продолжал: "Господь сказал Своими пречистыми устами: "О дни том и часе никто же весть: ни ангелы небесные, токмо Отец Мой един. Яко же бо бысть во дни Ноевы, тако будет пришествие Сына Человеческого. Яко же бо беху во дни прежде потопа, ядущу и пьюще, женящеся и посягающе, донего же дне вниде Ное в ковчег, и не уведеша, дондеже прииде вода и взят вся: тако будет и пришествие Сына Человеческого"*. Больше старец не сказал ничего.

Действительно, скоро же после кончины О.Серафима начались напасти в связи с неким послушником Иоанном Толстошеевым, который возомнил себя заместителем батюшки и стал вторгаться в жизнь Дивеева. Из этого потом произошла великая смута, которая не только втянула в себя сестер, но и архиереев, а потом и Синод, и даже царский дом... Не будем, однако, останавливаться на этом несчастном периоде... Кончился он мудрым вмешательством митрополита Московского Филарета, который, как и его духовник, архимандрит Антоний, наместник Троицкой Лавры, чтил о. Серафима и созданную им обитель.

К концу жития О.Серафима в его девичьей киновии было уже 73 сестры. Во главе их стояла Прасковья Степановна Шаблыгина, а в Казанской общине продолжала управлять всем Ксения Михайловна Кочеулова. Сестры девичьей обители прилепились душою к о. Садовскому. Он, собственно, и был духовным главой их.

В 1842 году обе обители были соединены. Завет о. Серафима был забыт.

От этого произошло потом много скорбей. В 1848 году, 5 июня, после большой борьбы между защитниками воли батюшки и Иоанном Толстошеевым с почитателями его, совершилась все же закладка собора, предреченного о. Серафимом, и именно на указанном им месте. Это был первый радостный день серафимовым сиротам за все 15 лет после кончины его.

А в 1851 году была назначена Екатерина Васильевна Лодыженская, девица из дворян Пензенской губернии.

Около же этого времени, 27 декабря 1844 года, в Дивеевский монастырь поступила молодая 25-летняя помещица Тульской губернии Елизавета Алексеевна Ушакова. Прежде это была веселая женщина, но потом, после чтения творений св. Тихона Задонского, изменилась и решила оставить мир. Она явится тем благословенным лицом, которое утихомирит обитель согласно предсказанию батюшки...

При поступлении в должность настоятельницы матушки Екатерины в обители было уже 390 сестер. При ней на место казначеи и была назначена Ушакова.

В 1859 году настоятельница Лодыженская, измученная внутренними неурядицами, решила покинуть Дивеево и уехать обратно в Пензу.

Елизавета Алексеевна Ушакова оказалась преемницею ее.

При ней разразился самый грозный момент бури в Дивееве, дошедший даже до того, что епископа Нектария Нижегородского, несправедливо ставшего на сторону смутьяниц Иоанновых (теперь уже он назывался Иоасафом), ударили даже по лицу. Тут проявила себя и сестра схимонахини Марфы Прасковья: била стекла, кричала против архиерея, обличала заводчицу бунта Лукерью Замятину. Но епископ Нектарий продолжал делать по-своему. Ушакова была отстранена от начальствования; на ее место по жребию была поставлена архиереем Лукерья. После этого епископ Нектарий от службы шел мимо другой юродивой, Пелагеи Ивановны Серебряковой. Вынув из кармана просфору, он подал ей. "Она молча отвернулась, - рассказывает Анна Герасимовна, ухаживавшая за ней. - Ему бы и уйти: видит - неладно, прямое дело. Кто им, блаженным, закон писал? На то они и блаженные. А он, знаешь, с другой стороны зашел и опять подает. Как она встанет, выпрямится, да так грозно. И ударила по щеке со словами: "Куда ты лезешь!"

Видно, правильно обличила, потому что владыка не только не прогневался, а смиренно подставил другую щеку и сказал: "Что же? По-евангельски бей и по другой". "Будет с тебя и одной!" - ответила юродивая. Архиерей уехал. Через 9 дней скончалась Прасковья Семеновна. Узнав об этом, епископ Нектарий пришел в страх и три часа был в ужасном расстройстве. А когда пришел в себя, сказал: "Великая раба Божия она! Но воля архиерея - не воля еще Божия!"

Попечитель монастыря И. А. Мотовилов не успокоился: исполняя завет батюшки, он отправился в Москву к митрополиту Филарету, коему все и изложил в Сергиевой Лавре через наместника архимандрита Антония, коему давно-давно о. Серафим предсказал: "Придет время, не оставь моих сирот дивеевских".

А митрополит Филарет доложил государю Александру II, бывшему тогда в лавре. Назначена была строгая ревизия. В результате ее Иоасаф Толстошеев был совершенно отстранен от участия в обители; возвращена была начальницею Елизавета Алексеевна Ушакова, противницы были удалены. Они после образовали свой монастырь в Понетаевке. А Дивеево было изъято из ведения Нижегородского архиерея и передано в управление Тамбовского епископа, каковым тогда был великий подвижник епископ Феофан, впоследствии затворник Вышенский.

Начальница Ушакова была пострижена в монашество с именем Мария... Можно представить радость сестер: рыдания их и слезы благодарности Богу и батюшке-молитвеннику за устроение обители были так горячи, как разве при смерти о. Серафима. Сбылись и слова его, сказанные сестре Матрене Петровой: "Запомни, матушка, у вас на 12-й начальнице устроится монастырь!" Это и была игумения Мария.

Жизнь Дивеева стала расцветать. Собор, столь давно уже начатый, теперь, при игуменье Марии, быстро стал строиться: и в 10 лет, с 1865 по 1875 год, был закончен. Сестры хотели посвятить его иконе Умиления Божией Матери; но преосвященному Иеремии, человеку духовной жизни (последние 25 лет он жил на покое в монастыре), угодно было, по откровению Божию, посвятить его Пресвятой Троице. Целую зиму 1874 года холодный собор стоял заколоченным... А летом 1875 года епископ Нижегородский Иоанникий неожиданно распорядился освятить его, хотя в нем было всего лишь три иконы. День освящения совпал с праздником Умиления Божией Матери, 28 июля.

И тут свершилось знамение: во время освящения высоко в небе над храмом все время кружились три голубя, а выше их три журавля, как бы в знамение Пресвятой Троицы. После освящения они улетели на восток.

Впоследствии, в 1880 году, был освящен правый придел храма в честь Умиления Божией Матери, а левый был оставлен до открытия мощей преподобного Серафима. В храме потом сами сестры монастыря расписали иконостас и стены. Их к 90-м годам собралось уже до 900 душ.

Сам монастырь занимал пространство в 400 саж. длины и 150 ширины. Еп. Иоанникий, обозревая его впервые, сказал: "Это - область, а не монастырь". Длина собора 21 сажен, ширина 14, а вышина 25. Кроме этого величественного здания, в Дивееве было более 30 корпусов для сестер и потребностей обители: трапезный, свечной, портновский, богадельня, больница, училище, живописный, стекольный, погребной, огородный, садовый, малярный и пр. и пр. За оградою две гостиницы, конный двор, пять домов для священников. В ограде монастыря пруд и т. д. Действительно целая лавра женская... Итак, все обратилось во славу Божией Матери и преподобного Серафима. Как же, однако, понять, что будто не исполнилось указание преподобного о двух соседних обителях, когда они слились, и так прекрасно, в одно целое?

В ответ на это, во-первых, укажем, что среди предсказаний о. Серафима есть прямые указания на соединения, но в будущем, что и случилось в свое время: "На 12-й начальнице устроится обитель". Но, во-вторых, вначале необходимо было раздельное существование общин: О.Серафиму нужно было сделать перелом духовный, чтобы все потом было батюшкино. Это и удалось после долгих скорбей и борьбы. Слава Богу!

Теперь нам осталось сказать несколько слов о конце других сподвижников батюшки. Мишенька Мантуров после управления в симбирском имении генерала Куприянова был им удален. Нищенствовал с своею женою Анной Михайлов- ною в Москве. Потом направился в Дивеево.

Отец Василий Садовский дал им сбереженные на черный день собственные 75 рублей, якобы взаимообразно. На них Мантуровы купили маленький домик на серафимовой земле и жили в крайней бедности, питаясь от трудов рук своих.

Незадолго до смерти он видел во сне О.Серафима, и тот сказал ему: "Потерпим еще, батюшка, потерпим немного".

Через несколько дней после этого в том же 1858 году он заказал обедню накануне Казанской Божией Матери, приобщился, вышел в сад, сел на скамеечку и предал тут свою душу Богу. Ему было тогда 60 лет от роду... Погребен он был с левой стороны создан ной им церкви Рождества Христова и Богородицы, а его жена, принявши православие, доживала свой век в Дивееве тайною монахинею.

Н. А. Мотовилов в 1840 году женился на Елене Ивановне Мелюковой и переселился с ней в симбирское свое имение. 20 лет спустя они приезжали в Москву для определения дочери в институт и заехали в Саров.

Здесь Н. А. Мотовилов и был свидетелем грозных событий смуты. После он мирно скончался в своем имении. А Елена Ивановна направилась в Дивеево. Отец протоиерей Василий Садовский скончался 14 июня 1884 года глубоким старцем; жена же его согласно предсказанию батюшки умерла на два года раньше его.

"И вот что заповедую тебе, - говорил ему перед кончиною своею о. Серафим, - как умирать-то будешь, то чтобы тебе лечь с правой стороны алтаря Рождественской церкви, а Мишенька-то ляжет с левой. Так и вели себя похоронить тут. Вот хорошо и будет, батюшка: ты-то с правой, а Мишенька с левой, а я у вас посередке. Вместе все и будем!" Что означало это пророчество, покажет будущее; но только отсюда можно ждать, что и батюшка когда-то будет почивать со своими сотрудниками и сиротами любимыми в Дивееве* .

Благодатная сестра Евдокия - монахиня Евпраксия, сподобившаяся с о. Серафимом явления Божией Матери, скончалась 28 марта 1865 года.

* В 1991 году святые мощи преподобного Серафима были чудесно обретены в С.-Петербурге и торжественно перенесены в возрожденную Дивеевскую обитель. Еще нужно бы особо говорить о юродивых: Пелагее Ивановне и Паше Саровской, жившей в Дивееве; но время уже приступить к описанию конца самого батюшки... Его детище было им не только зачато, но и рождено и поставлено на ноги. И ему на земле ничего уже не оставалось делать...

Как зрелый плод, он готов был отойти в иную жизнь, чтобы оттуда предстательствовать за призывающих его.
 

КОНЧИНА ПРАВЕДНИКА

Чудесна жизнь преподобного Серафима, необычайна была и святая кончина его.

 Странно и даже ужасно слышать такие слова в устах святого. А между тем другим он же говорил, что для покаяния и помилования не нужно ни мно гих лет, ни даже месяцев, а достаточно несколькидней раскаяния с обещанием Господу оставить грехи.

И вообще, православный человек не в пример самомнительным сектантам, заживо еще считающим себя святыми и уверенным в том, что они будут, конечно, в раю, православный никогда не скажет ничего подобного. Самое большее, если он выразится, что надеется на милость Искупителя, но считает себя грешником, недостойным быть со святыми.

Совсем иное видим мы в угоднике Божием Серафиме. Припомним, как он сказал еще блаженной Елене Васильевне Мантуровой, давая ей послушание умереть вместо брата Михаила.

Тогда она смутилась и произнесла: "Батюшка, я боюсь смерти!" Отец Серафим с совершенной простотой и несомненностью стал успокаивать ее: "Что нам с тобой бояться смерти, радость моя, для нас с тобой будет лишь вечная жизнь".

И в другой раз, это уже за 5 месяцев до смерти, в беседе с монахиней Симбирского монастыря Платонидою, им исцеленною, сказал ей, показывая рукою на небо:

"Там увидимся: там лучше, лучше, лучше". А еще более сильно и определенно он говорил, как всем известно, своим любимым дивеевским сестрам, обещая им свою небесную помощь и по смерти: "Когда меня не станет, ходите ко мне на гробик, как к живому, и все расскажите. И услышу вас... Как с живым со мной говорите. И всегда я для вас жив буду!"

Невольно вспоминаются слова Самого Господа перед вознесением ученикам: "Се Аз с вами есмь во вся дни до скончания века"*. Апостол Петр говорит о себе христианам: Буду же стараться, чтобы вы и после моего отшествия стремились делать твердым ваше звание и избрание (2 Пет. 1,15,10). И вот таким же христоподобным и апостольским духом жил еще на земле преподобный Серафим, как уже на небе.

Впрочем, что же дивиться этому, если уже Сама Божия Матерь и в начале, и в конце монашеского подвига преподобного ясно указала, что он человек не от мира сего. Когда он, еще будучи послушником Прохором, заболел, Она явилась ему с апостолами Петром и Иоанном и, указывая на него перстом, сказала им: "Сей от рода нашего".

А незадолго до кончины его, в знаменитый день явления ему в праздник Благовещения, Она назвала его Своим любимцем. Об этом преподобный Серафим сообщает так:

"Небесная Царица, батюшка (разумеется прот. о. В. Садовский), Сама Царица Небесная посетила убогого Серафима, и во, какая радость-то нам, батюшка! Матерь-то Божия неизъяснимою благодатью покрыла убогого Серафима. "Любимиче Мой! - рекла Преблагословенная Владычица, Пречистая Дева. - Проси от Меня, чего хочешь". Слышишь ли, батюшка, какую нам милость-то явила Царица Небесная!"

А присутствовавшая при этом явлении старица * см. Мф. 28,20. Евдокия, впоследствии монахиня Евпраксия, добавляет: " Батюшка стоял уже не на коленях, а на ногах перед Пресвятою Богородицею, и Она говорила столь милостиво, как бы с родным человеком... Видение кончилось тем, что Пресвятая Богородица сказала О.Серафиму: "Скоро, любимиче Мой, будешь с нами!" И благословила его.

Простились с ним и все святые, девы целовались с ним рука в руку".

Припомним, здесь и еще нечто большее, о чем можно благоговейно мыслить. Когда явился ему во время служения литургии иеродиаконом Сам Господь Иисус Христос, то преподобный удостоился особенного от Него благословения. Каково это благословение, он так и не открыл никому, но да будет благословенно допустить, что Спаситель изрек нечто такое, что удостоверяло его в особенной и милости и любви Божией, а может быть, и нечто еще более определенное о небесных благах, отчего "сердце мое возрадовалось чисто, просвященно, в сладости любви ко Господу!" - говорил батюшка. При таком духовном состоянии смерть для преподобного старца не только являлась не страшною, но желанною, подобно как и Апостолу Павлу, который в римской тюрьме желал себе смерти: Имею желание разрешиться и быть со Христом, потому что это несравненно лучше (Фил. 1,3)... И О.Серафим говорил: "Там лучше, лучше, лучше".

Христианство в нем проявилось в полноте: спасенным и облагодатствованным он готов был отойти к Своему Спасителю. Жизнь эта дана для духовного рождения, и о. Серафим, умирая телом, рожден был для жизни новой. Так именно он сам о себе сказал одному собеседнику: " Жизнь моя сокращается. Духом я как бы сейчас родился, а телом по всему мертв".

А однажды, нимало не смущаясь, наоборот, со властью заповедая, он повелел той же сестре Евдокии повествовать о нем, не убоясь при этом сравнить себя со святыми. "Раз я была у батюшки в келье. Он беседовал со мной шесть часов кряду. Много говорил утешительного и к концу беседы сказал:

"Радость моя, я вас духовно породил и во всех телесных нуждах не оставлю... Не убойся: говори мое, когда будут спрашивать, не умолчи моей благодати. И как у угодников Божиих - Антония, Феодосия и Сергия Чудотворца - были помощники, списали их житие, так и ты: что слышишь от меня - запиши". И такое упование - вера в будущее блаженство, в наследие святых обителей - делало преподобного особенно радостным еще при жизни. Он на земле уже жил, как бы на небе. Непостижима нам, грешным, в полноте жизнь святых! Но все же можно сделать усилие - понять такое светлое состояние их.

Благодать Святого Духа, эта сущность Христова дела, даруется человеку в крещении, делая его способным к святой жизни. И если просвещенный, или крещеный, сохраняет сию благодать, знаменуемую и белою одеждою крещеного, неоскверненною, незапятнанною, и к тому же еще и возгревает ее подвигами благочестия, то он должен быть святым, он становится святым, он уже есть святой.

Таковы были в особенности первые христиане, которые в посланиях апостольских так и называются святыми. "Приветствуйте всякого святого во Христе Иисусе. Приветствуют вас все святые, а наипа- че из дома кесарева". - пишет из тюрьмы римской филипийцам Апостол Павел (Фил. 4,21, 2 Кор. 13,12 и др.).

"Будьте совершенны, как совершен Отец ваш Небесный", - сказал и Сам Господь (Мф. 5,48). И это есть задача для всякого христианина еще на земле. И, следовательно, это не только должно, но и возможно. Правда, в действительности мало таких, которые хранят сию крещенскую одежду в благодатной чистоте, но это совершенно возможно.

И преподобный Серафим именно был одним из этих сохранивших благодать Святого Духа. И это есть очевидное и поразительное свидетельство истинности христианства: человек-христианин может, истинно может сохранить себя в святости. Преподобный угодник Божий однажды подтвердил это с особенной силой.

Однажды он, будучи уже глубоким старцем, беседовал в пустыньке с молодою 16-летнею девицею. В это время подходил почитатель батюшки, не раз уже поминавшийся крестьянин, после живописец, Ефим Васильев. И вдруг ему пришли лукавые помыслы: "О чем это батюшка беседует с нею? Какие еще наставления идут к ее возрасту?"

Прозрел святой Серафим эти нечистые мысли его и подозвал к себе. Потом взял его руку и вложил в свой, лишенный уже зубов рот пальцы его и сказал: "Я ко всему мертв, а ты что думаешь?" И потом дополнил: "Притом ведай, что в сей жизни возможно. Благодатью Божиею достигнута чистота!"

Правда, для этого требуются великий подвиг, непрестанное хранение себя в самых глубинах сердца, молитва, посты, бдения, но мы знаем, что все это прошел святой Серафим в необычайной степени, о которой нам известна лишь небольшая часть.

И теперь, к концу жития своего, он мог бы сказать, что не только веру, но и благодать сохранил и возгрел (2 Тим. 1,6). И воистину созрел для будущей блаженной жизни, как спелый плод.

Однако время перейти уже и к описанию последних дней жития его. Как ни велики были духовные силы преподобного, но телесная, смертная, природа должна была отдать свою дань тлению по Заповеди Божией падшему человеку: "Земля еси и в землю отыдеши..." До времени, впрочем, воскресения. И в последний год святой старец стал заметно слабеть физически.

"Я силами ослабеваю, - говорил он сестре Параскеве, - живите теперь одни; оставляю вас". "Жизнь моя сокращается" - говорил он Саровским братиям. Особенно это чувствовали сироты его.

Елена Васильевна Мантурова перед своею смертью часто советовала сестрам: "Наш батюшка ослабевает. Скоро, скоро останемся без него. Навещайте сколь возможно чаще батюшку: недолго уже быть нам с ним. Я уже не могу жить и не спасусь. Как ему угодно, не переживу я его: пусть меня раньше отправят".

Так и сбылось скоро: она скончалась 28 марта 1832 года, а через 6 месяцев последовала кончина и ее старца отца. И оба вознеслись ко Святой Троице. Вследствие расслабления преподобный все реже стал выходить из монастыря в пустыньку, меньше принимал людей, чаще затворялся. А это давало ему возможность усерднее готовиться к переходу в иную жизнь; его часто стали видеть в сенях кельи: здесь святой старец подолгу просиживал на уготованном им дубовом гробе, в глубоком молчании размышляя о конце своем и будущей загробной жизни.

Эти размышления нередко заканчивались слезами. Но, о чем проливал слезы свои угодник Божий, это осталось неведомым.

Может быть, в эти минуты и он оплакивал какие-либо свои несовершенства? Ведь один Господь без греха. Припомним, что не случайно поставил себя преподобный на камень на тысячу дней и ночей, взывая:

"Боже, милостив буде мне грешному".

И один лишь помысел греховный святые люди считают для себя столь же тяжким грехом, как и дела (Мф. 5-21,22,28).

А кроме того, должно сказать, что нам, обыкновенным и грешным людям, непостижимы чувства святых на высотах их духа.

Так, например, в Житии св. Симеона Нового Богослова, одного из великих столпов подвижничества и святости, рассказывается, что сподобившиеся освящения Духа иногда чувствуют себя сынами Божиими, а в другое время считают себя ниже даже животных; иногда восхищаются в восторге, а иногда оплакивают себя как последних из людей. И в молитве его к причащению, которая читается доселе ("От скверных устен" и пр.), мы встречаем поразительные сочетания чувств: с одной стороны, он просит "боготворящих благодатей" причащения, исповедует, что Господь "тепле кающихся" делает "общниками Божества"; сам он, окрыляемый милосердием Божиим, "крайним человеколюбием" к кающимся, "дерзает" и, радуясь, "о гневе причащается". Но, с другой стороны, в той же самой молитве он исповедует себя таким грешником, каких можно видеть только среди нас, убогих: у него и "скверные уста", и "мерзкое сердце", и "нечистый язык", и "душа оскверненная"; в нем "зол множество", и "струпы", и "язвы" от прошлого. А Господь знает "и еще не содеянная". И кратко и сильно говоря, он человек "треокаянный". Не просто даже окаянный, а "треокаянный"

... Я знал одного ученого богослова-протоиерея, который публично сознался, что он никак не может понять такого сочетания переживаний: от треокаянности до искания "обоготворения"...

И действительно, это трудно понять нам: в духовной жизни все сверхъестественно; и неразумно нам не только мерять состояние святых нашими короткими и испорченными мерами или объяснять его нашим ничтожным, нечистым, смешанным опытом, но даже неблагоразумно стараться понять их чувства.

Тот же св. Симеон Новый Богослов говорит, что святых могут понять только святые, а все другие могут лишь приближаться немного к пониманию их, да и то с опасением... Потому мы за лучшее считаем продолжать свой рассказ далее, не углубляясь более в недоступные области... Слабел св. Серафим телесно, отдавая дань естеству. Но это не влияло на светлый дух его. Поэтому он не только сохранял всю свежесть естественных способностей, но именно в последние два года своей жизни удостоился и самого великого явления Божией Матери и открыл Мотовилову чудное и преславное благодатное свое состояние, просветившись несозданным светом во время беседы с ним зимою 1831 года. Но это нельзя назвать последними днями. Поэтому расскажем несколько о событиях, именно предпоследних в его жизни.

Обычно жизнеописатели останавливаются прежде всего на факте посещения преподобного Серафима епархиальным архиереем Тамбовским. И действительно, достойно умиления поведение святого старца в этом случае. В августе 1832 года приехал в Саровскую обитель епископ Арсений, впоследствии митрополит Киевский (скончался в 1876г.).

Святой старец был в это время в пустыньке. Но, узнав, что прибыл новый архипастырь, почел долгом прийти в монастырь, чтобы встретить святителя вместе со всеми, а после встречи снова воротиться в пустыньку.

Осмотрев монастырь, архиерей пожелал посетить старца и в его пустыньке. Отец Серафим в это время занимался обкладыванием берега камнями... Так до последних дней трудился подвижник... Как только он увидел приближавшегося архиерея, тотчас же оставил работу и бросился в ноги к нему, прося благословения...

Какое смирение святого! Архиерей попросил показать ему жилище, "пустыньку среди пустыни". "Хорошо, батюшка", - смиренно и послушно ответил старец, называя владыку таким простым и задушевным именем - батюшка.

Осмотрев простое убранство кельи, епископ Арсений попросил показать ему сокровенное уединение святого молитвенника: оно было за печью, и архиерею уже сообщили о том раньше. К ней и направился владыка. - Не ходи, батюшка, - кротко останавливал его о. Серафим, - замараешься.

Но преосвященный уже отворил дверь туда и увидел между стеною и печью угол, такой тесный, что туда мог поместиться только один человек, и тот должен был там или стоять прямо, или же опуститься «а колени, а ни присесть, ни облокотиться нельзя было.

На стене в углу стоял образ с зажженной перед ним лампадкой. Перекрестившись, владыка вышел из пустыньки и направился в Дорофееву пустынь. На обратном пути он снова зашел к преподобному, который в это время беседовал с оставшейся свитою владыки и пророчески предсказал о будущей деятельности будущего митрополита. Когда владыка приблизился, о. Серафим подошел к нему, взял за руку и благоговейно обратился к нему с вопросом: - Вот, батюшка (так ласково и любовно продолжал он называть архиерея), богомольцы приходят ко мне, убогому Серафиму, и просят меня дать им что-нибудь в благословение; я даю им сухариков черного или белого хлеба и по ложке красного вина церковного. Можно ли мне это делать? Жизнеописатели не объясняют, почему именно об этом спросил старец. А мне приходит мысль, что, вероятно, архиерею наговорили на него, что он чуть не "причащает" в пустыныке; наверное, маловерные в о. Серафима смущались этим и смутили архиерея. А старец, провидев это (сам-то он не смущался столько лет), - и решил успокоить своего владыку будто бы недоуменным вопросом.

- Можно, можно, - сразу ответил епископ, как будто уже подготовил заранее решение, - но только в раздельном виде. А то простолюдины, как слышал я, думают по простоте своей и между другими разглашают, будто ты причащаешь их Св. Тайн . А и того лучше, - прибавил он, - вина вовсе не давать, давать же только сухарики.

Любовен был старец, деликатен оказался и владыка. Впрочем, и святительскую власть проявил любезно и кротко. Что же святой? "Хорошо, батюшка, я так и буду поступать". Недаром он всегда учил: "Помни всегда, что послушание превыше всего, превыше поста и молитвы".

Батюшка наш Серафим, кормилец наш, - повествовала уже 80-летняя старица Анна Алексеевна, -так заповедал нам всем: "Радость моя! Первая молитва у вас должна быть за начальников; и как вступишь в монастырь, должна отречься от своей воли и всю себя вручить начальникам и творить их волю как волю Божию". Так и сам он поступал. Известно, что после этого он так и поступал до конца жизни, как сказал ему, святому боговидцу, обыкновенный архиерей начальник После этого владыка стал прощаться с ним. Получив благословение от святителя, угодник Божий снова поклонился ему в ноги и так остался. Напрасно владыка просил его встать и даже поднимал его с земли, он так и продолжал стоять на коленях. И когда владыка удалялся, он все ему кланялся и кланялся до тех пор, пока тот не скрылся из виду.

Что это? Непослушание? Нет - это крайнее и непритворное смирение, и любовь, и почитание с благоговением... Так только истинно святые могут делать... Можно теперь легко понять, в каком настроении уезжал владыка от О.Серафима: все наговоры, если они и были, рассеялись, как временная роса от солнышка... И после до самой смерти митрополит Арсений чтил угодника. В Саровской обители хранилось письмо его, написанное им спустя 23 года после этой встречи:

"Надлежало бы в жизнеописании О.Серафима упомянуть о первом его свидании со мною, оно полно высокого значения и, бесспорно, открывает в нем дар прозорливости. Его слова и действия, его потом подарки мне: деревянное масло, красное вино, несколько свечей, кусок полотна и шерстяные чулки и, наконец, многократное коленопреклоненное прощание его со мною, которого я многими убеждениями не мог прекратить в нем и от которого я должен был поспешно уехать, дабы не трудить более старца, продолжавшего стоять на коленях и кланяться, - были, как после оказалось, выразительными символами, изображавшими его и мою судьбу.

Он вскоре затем помер, а я при помощи Божией продолжаю еще полагать камни на камни для ог рождения церковного берега от напора волн мирских". Но не прекраснее ли, не удивительнее ли, не умилительнее ли всех этих предсказаний были смирение, любовь, благоговение святого старца? А они так были прекрасны, что нельзя их лучше показать, как просто о них рассказать...

Казалось бы, что угоднику Божию, еще при жизни земной уже жившему небесным миром, нечего иметь дела к миру земному.

Но диавол, многократно испытавший на себе благодатную силу О.Серафима, разрывавшего вражьи козни как паутину, сделал последнюю попытку причинить святому старцу огорчение на конце дней его. Для этого он употребил в орудие одну беглую крепостную девушку.

Чтобы скрыть себя, она остригла волосы в кружок, надела послушнический подрясник и в таком виде бродяжничала по миру.

Однако власти нашли ее и раскрыли обман. Тогда, чтобы укрыться авторитетом святого Серафима, на допросе она показала, что сделала это по благословению Саровского старца.

Светское начальство предписало игумену Нифонту сделать по этому делу розыск над святым угодником. И его спрашивали, выясняли как виноватого. Вскрылось легко, что беглянка оболгала его. Но все же это причинило О.Серафиму некоторое огорчение.

В данном искушении он узрел козни врага. Так нередко бывает в жизни, что диавол перед концом доброго дела всячески старается или испортить его, или по крайней мере причинить огорчение, если оно уже устроилось. Так и Господь говорит: претерпевший же до конца, а не в начале лишь (и не перед концом даже) спасется (Мф. 10,22). Поэтому всегда рекомендуется быть особенно осторожным и внимательным именно перед концом дела. "Конец - делу венец", - говорит и пословица. Поэтому, между прочим, существует и добрый мудрый обычай: после суеты сборов в путь сначала присесть на минутку, успокоиться, а потом уже помолиться, испросить благословения у родителей или старших и отправляться с Богом. Иначе нужно ждать какого-либо вреда со стороны врага, ненавидящего все благое, устроенное, благополучное...

И в конце ему легче бывает испортить сделанное, чем в начале, ибо в первые шаги человек еще достаточно имеет внимания к себе; а потом оно ослабевает мало-помалу, особенно к концу.

И тут-то именно и пользуется враг, чтобы расстроить, навредить, уничтожить... Даже Сам Господь только в конце Своего спасительного о людях подвига сказал такие слова: идет князь мира сего, то есть диавол, и во Мне не имеет ничего (Ин. 14,30). Подобным образом бывает и с христоподобными людьми, в коих постепенно изображается Христос, по слову Апостола Павла (Гал. 4,19). Так было и с преподобным Серафимом: враг хотел запятнать его в конце жизни. Но был посрамлен: и в нем, угоднике Божием, не нашел ничего...

Но почему же опечалился все же батюшка? Можно думать, что огорчило его отношение к делу не только со стороны оклеветавшей его беглянки, но и со стороны своего монастырского начальства и бра тии, которые в какой-то степени могли допустить возможность подобного поведения святого старца, все же они, хотя и по приказанию светского начальства, вели расследование.

Впрочем, это не наше лишь предположение, сам О.Серафим узрел в таком искушении нападение врага и указание на приближающийся конец; и потому стал еще более уединяться от людей, и такое огорчение было не единичным в последнем году; были и другие безвинные оскорбления: подозрения по поводу забот о дивеевских сестрах - раздача хлеба и вина...

И должно сказать, - на что имеются исторические основания в предании, а также в показаниях дивеевских сирот, - что в подобных огорчениях принимали ближайшее участие свои же некоторые саровские иноки: не все ведь, как известно, почитали угодника Божия...

А от своих принимать огорчения болезненнее, чем от чужих.

И однажды о. Серафим сказал по этому поводу такие слова:

"Все сии обстоятельства означают то, что я скоро не буду жить здесь, что близок конец моей жизни".

Припомним, однако, один случай, еще не вписанный в Житие святого, в котором проявилось участие его к крепостной страдалице.

Недавно, в начале сего столетия, написана была маленькая книжка московским священником Н. Н. под заглавием: "Старица Феодосия". Со слов ее самой, автор, духовник ее, написал страстной путь этой неизвестной еще подвижницы.

Здесь рассказывается горькая история одной крепостной девушки, которая отказалась служить похотям своего господина. Ее жестоко били, и раз и два.

Потом она скрылась в лесу, где Бог послал ей беглых собак, которые и кормили ее, принося краденную ими пищу.

Но в конце концов ее нашли, воротили и снова беспощадно, почти до смерти, высекли. Как мертвую, ее бросили сначала в яму; но когда оказалось, что страдалица еще жива, то ее заключили в маленький грязный хлев. И вот здесь ночью за окном ей явился какой-то старец и сказал: "Беги в Москву, а оттуда в Саров". После этого она почувствовала себя исцеленной и тайно ушла из заключения.

Дело происходило в Смоленской губернии. В Москве она узнала путь в Саров и благополучно, не преследуемая никем, достигла Сарова.

Каково же было ее изумление и радость, когда она в О.Серафиме увидела того самого старца, который приказал ей бежать и исцелил! Прозорливый радостно принял ее и сказал ей следующие слова:

"Ну, теперь твой кровавый крест кончился, начинается другой".

И благословил ее на скитальчество. После того она прожила много лет; трижды побывала в Иерусалиме... И еще в 1906 году была в Москве у своего духовника, который и написал ее Житие... Последние дни ее остались пока неизвестны: книга оставляет ее еще живою, глубокою старицей - более ста лет...

Между тем прошло последнее лето земной жиз ни святого старца. Наступила осень и холодная зима... Замирала природа... Меньше приходило в монастырь богомольцев... Кончалась и жизнь угодника. И лишь наиболее близкие не прекращают пользоваться счастьем лицезреть святого отца своего. И особенно дорожили этим его сироты.

Предвидя свой конец, о. Серафим мало-помалу начинает подготовлять своих чад духовных к разлуке. Нередко он предупреждает посетителей: "Мы не увидимся более с вами".

Заехал к нему некто Лодыженский, брат двух глубоких почитательниц О.Серафима. Он сначала не верил своим сестрам о дивном старце. "Я верю, что он хорошей жизни, но вы слишком преувеличиваете", - говорил он. Но когда пришел сам к святому старцу, то не только поразился его прозорливости, но и получил исцеление от болезни раненой руки и сделался таким же почитателем его, как и сестры. Перед отъездом его - он отправлялся в Киев для сопровождения русской духовной миссии - О.Серафим подал ему половину просфоры и сказал с любовью: "На тебе от моей души. Мы с тобою больше не увидимся". Лодыженский стал было возражать, что он непременно заедет на обратном пути. Но старец все повторял: "Нет, мы с тобой больше не увидимся". Так и сбылось...

Но больше всего заботился о. Серафим о своих сиротах.

Люди перед кончиною своею пекутся о своих детях и родных по плоти, делают завещание о наследствах, дают последние наставления. У преподобного Серафима, как мы давно уже видели, плотские связи с родными оборвались при переходе монастырских ворот. Как истинный монах, он весь отдался любви к Богу. И в Боге живущие стали ему родными духовно. Но самым дорогим и близким ему детищем было его Дивеево. Последние мысли на земле и были направлены им на эту обитель.

Еще за несколько месяцев он стал говорить приходившим сестрам о конце своем, но особенно памятна беседа об этом с сестрою Параскевою Ивановною в ближней пустыньке:

"Живите теперь одни: оставляю вас". И потом добавил:

"Искал я вам матери и не мог найти... Человека- то, матушка, днем с огнем не найдешь. Оставляю вас Господу и Пречистой Его Матери".

И после этого прямо сказал о близком конце своем. Сестра, припавши к ногам старца, громко зарыдала. Когда же немного успокоилась, то о. Серафим в утешение ей и всем через нее сестрам начал читать на память прощальную беседу Господа к ученикам: "Да не смущается сердце ваше". Прочитал три главы (14 -16) Евангелия от Иоанна и закончил словами: "Аминь, аминь глаголю вам: елика аще просите от Отца во Имя Мое, даст вам. Доселе не просисте ничегоже во Имя Мое: просите и приимете, да радость ваша исполнена будет".

Этими словами святой Серафим еще раз раскрывал своим чадам, что он будет ходатаем за них на небе. А сестра Параскева продолжала в это время плакать. "Что же ты, матушка, все плачешь? - утешал ее старец. - По времени и у вас будет мать-праведница". Но на кого же оставить сирот теперь? Отец Серафим не нашел себе заместителя. В свое время он получил послушание окормлять Дивеево от игумена и отца своего духовного Пахомия по прямому указанию Божией Матери. Но за это долгое монастырское житие свое в Сарове он не увидел никого, кому бы мог спокойно и благонадежно передать свое духовное наследство-детище. Столько было монахов в Сарове, и не нашлось достойного... Печально, но так.

"Вот, матушка, - говорил он старице Ксении, - отец Иларион и старец, да за вас взяться не может; также вот и батюшка Исаия за вас не возьмется; а мог бы за вас взяться и быть всем отцом после меня о. Савватий, но не хочет. И так скажу тебе, матушка: помни, что после меня у вас отца не будет". И другим часто говорил: "Кроме убогого Серафима вам отца уже больше не будет".

И поэтому он, не выбрав особого лица, поручает попечение о сиротах и вообще об обители трем лицам - не монахам.

Но о конце своем он стал перед наступлением нового, 1832 года говорить совершенно явственно: как словами, так и знамениями. Например, пришел к нему в келью некий монах; а у него было темно, что и заметил вошедший. Преподобный сказал, что нужно зажечь лампаду. И не успел он трижды перекреститься и сказать однажды: "Владычица моя, Богородица!" - как лампада зажглась сама собой. В другой раз этот же брат застал преп. Серафима стоящим у гроба в сенях. А тот пришел, чтобы взять на благословение огня из кельи старца. Взглянув в келью, преподобный сказал: "Ах, лампада моя угасла, а надобно, чтобы она горела". И после этого он стал молиться пред образом Умиления Божией Матери. Вдруг появился голубоватый свет, потом он потянулся, как лента, к свече, и она зажглась. От нее О.Серафим зажег маленькую свечку и подал ее брату. При этом предсказал, что скоро приедет из Воронежа гость, велел передать ему ответ и промолвил: "Ко мне не веди его, он меня не увидит". Лицо старца сияло тогда светом Божиим.

Наконец он сказал монаху: "Дунь на свечку!" Тот дунул: свеча погасла. "Вот так, - пояснил старец, - угаснет скоро и жизнь моя, и меня уже не увидят". Предсказал даже батюшка об одном признаке его кончины. Как упоминалось раньше, рядом с кельей о. Серафима жил монах Павел; он иногда прислуживал батюшке вместо келейника. Порою он говорил старцу, что в отсутствие его от зажженных свечей может произойти пожар. На это прозорливец отвечал:

"Пока я жив, пожара не будет, а когда умру, кончина моя откроется пожаром". Так и было.

За неделю до смерти, в день Рождества Христова, о. Серафим по обычаю направился в больничный храм на литургию, чтобы причаститься Святых Тайн. Здесь к нему пришел некий г. Богданов, прибывший издалека с целым рядом вопросов.

Вот что потом он записал о свидании своем с ним: "Я пришел в больничную церковь к ранней обедне еще до начала службы и увидел, что о. Серафим сидел на правом клиросе на полу. Я подошел к нему тотчас под благословение". Он благословил приезжего гостя, но когда тот стал тут же просить побеседовать с ним, старец поспешно встал, сказав только два слова: "После, после". И скрылся в алтарь.

Чтобы понять такое строгое отношение о. Серафима к гостю, нужно знать, что для него литургия была самым важным и высочайшим моментом; тут более всего уместны слова Господа Иисуса Христа: "Возлюбиши Господа Бога твоего всем сердцем твоим, всем разумением твоим ". И даже самые благонамеренные разговоры способны отвлекать причастников от Единого на потребу, от общения со Сладчайшим Иисусом. Между прочим, поэтому именно Церковь перед причащением установила не чтение или произношение поучений, а пение "Запричастна" - человек должен в это время всецело сосредоточиться на грядущем моменте причащения.

И О.Серафим больше, чем другие, знал это; потому и отклонил благочестивую, но несвоевременную беседу с гостем. А после он принял его и ответил на все заготовленные им вопросы (многие из них изложены были в предыдущих главах). "Все время нашей беседы, - пишет Богданов, - О.Серафим был чрезвычайно весел. Он стоял, опершись на дубовый гроб, приготовленный им для себя, и держал в руках зажженную восковую свечу. Начиная отвечать, часто приветствовал меня словами: "Ваше боголюбие!"... Прощаясь со мной, он благодарил меня за посещение его убожества, как сам он выразился. Благословляя же (при прощании), хотел даже поцеловать мою руку; кланялся все до земли. А маленькой паломнице Вере батюшка предсказал горькую долю: "У нее будет путь трудный: выйдет за такого мужа, что и Бога знать не будет!"... Дивные Божии прозорливцы!..

В тот же день Рождества Христова после литургии о. Серафим направился к игумену монастыря о. Нифонту и стал с ним прямо говорить о своей кончине. При этом просил его положить в приготовленный им свой гроб. Говорил и о братии; просил за некоторых из иноков, особенно за младших. И простился с ним в последний раз.

Возвратившись в келью свою, он одному монаху, Иакову, вручил маленький финифтяный образок явления Божией Матери преподобному Сергию. При этом сказал: "Сей образ наденьте на меня, когда я умру, и с ним положите меня в могилу, сей образ прислан мне честным о. архимандритом Антонием, наместником св. Лавры, от мощей преп. Сергия". Между прочим в акте от 11 января 1903 года при подробном описании осмотра вскрытого гроб.. о. Серафима не упомянуто о сем образке. Почему - неизвестно.

Не случайно пожелал он иметь сей именно образок: думается, не потому лишь, что О.Серафим любил и чтил своего духовного сына арх. Антония; но еще более потому, что это был дар от мощей преподобного Сергия, великого предшественника О.Серафима.

Три главных светильника знает Русская Церковь, между коими, как святая радуга, перекинута славная история ее: Киев, Радонеж и Саров - св. Антония с Феодосием, Сергия и Серафима. И преподобный Сергий как бы послал свое благословение преемнику своему по православному благочестию.

Разные места, разные времена, но один Святой Дух, одно Святое Православие. А кроме сего, сим образком о. Серафим напоминал о сродстве с преп. Сергием и по сходству их жития, а в особенности явления им Божией Матери: это было живым указанием на великую любовь преподобного Серафима к Царице Небесной и милость Ее к Саровскому любимцу Ее.

Но вот наступил и последний день. Преподобный сподобился воистину "христи анския кончины, безболезненны, непостыдны, мирны", как молится Церковь, он не болел ничем, был в полном и ясном сознании и скончался поразительно безмятежно: уснул для пробуждения в другой жизни...

Утром 1 января 1833 года, в воскресенье, он в последний раз пришел в ту больничную церковь св. Зосимы и Савватия. Но вел себя на сей раз не совсем обычно: поставил ко всем иконам свечи и приложился к ним, чего прежде не делал. Так он прощался теперь, а лучше сказать - готовился ко встрече со святыми. После литургии он простился с бывшими здесь братьями, благословил их, поцеловал и сказал приведенные выше слова: "Нынешний день нам венцы готовятся", чем ясно указал уже точно день смерти своей. Потом приложился ко Кресту Господню, знамению нашего спасения, и к иконе Божией Матери, обошел престол. И вышел из храма.

Все заметили крайнее изнеможение старца; но духом он был бодр, спокоен и весел. В течение последнего дня о. Серафим три раза выходил на то место, которое им самим было указано для погребения: по правую сторону соборного алтаря храма Успения Божией Матери, несколько к юго-востоку, рядом с могилою Марка Молчальника...

Необычайно было и это самое указание места: ни монахи, ни иеромонахи не делают сего, предоставляя старшим начальникам хоронить их на общем кладбище или где благословят сами... Но святым "закон не лежит" ( 1Тим. 1,9); и обычные мерки не приложимы были и к о. Серафиму. И не удивило это ни игумена, ни братию: все видели, что отходит от них угодник Божий, чтимый всею православной Русью, а не обычный инок обители.

Но и в последний день старец не переставал служить ближним. Житие его рассказывает о посещении иеромонаха Феоктиста из Высокогорской пустыни. Ему О.Серафим благословил отслужить в Сарове, намекая на свою кончину. Но тот отказался, спеша в свой монастырь... "Ну, так ты в Дивееве отслужишь" , - согласился на это презрительно батюшка. Отец Феоктист выехал к вечеру из Сарова и заночевал в деревне Вертьяновке, недалеко от Дивеева.

Была еще сестра дивеевская Ирина Васильевна. После беседы старец послал своему детищу 200 рублей, поручая купить хлеба на эти деньги, так как в обители вышел весь запас муки и сестры были в нужде. Была и еще другая сестра: она даже заночевала в Сарове. После кончины старца она быстро ушла в Дивеево. Старица Матрена Игнатьевна, увидев ее, спросила: "Здоров ли батюшка?" Та, помолчав, сказала: "Скончался". "Я закричала, заплакала, - рассказывает старица, - оделась наскоро да как безумная без благословения убежала в Саров".

Проводив последних посетителей из мира сего, О.Серафим снова направился к новому обиталищу своему, к месту погребения. Долго стоял он тут, смотря в землю безмолвно... Как зрелый плод, готовый упасть при малом колыхании от ветра, клонился святой старец к "земле, от нее же взят бысть". Так делал он до трех раз.

Вечером, в новый год, сосед о. Павел слышал, как старец в своей келье пел пасхальные песни "Воскресение Христово видевше; Светися, светися, новый Иерусалиме; О, Пасха велия и священнейшая, Христе!" и другие победные духовные песнопения. Это пение было чрезвычайно знаменательно для праведника, было завершительным победным гимном всей его жизни: подвиг его переходит в славу воскресения.

Не покаянные воздыхания, не слезы о нераскаянном, а слава Новому Иерусалиму, небесному бессмертному блаженству ожидания "невечерняго дня Царствия Христова" как продолжения и полноты христианской жизни на земле, сущность которой есть "стяжание благодати Святого Духа", - вот о каком совершении пел св. Серафим в последний вечер своей жизни.

Про одного старца рассказывается, что однажды его послушник приготовил ему несколько лучшую пищу, может быть, сваренных бобов. Авва спросил его о причине такой перемены. "Ныне, - объяснил ученик, - Пасха". "А у меня, - ответил старец, - всегда Пасха в душе". Так бы мог и про себя, особенно про последние годы свои, сказать о. Серафим. И он это часто выражал посетителям, встречая их пасхальным приветом: "Христос Воскресе". А ныне и пропел в последний раз пасхальные гимны... Как он провел остальные часы ночи, можно судить по его концу: он молился. Когда другие спали, св. Серафим, подобно Спасителю в саду Гефсиманском, отдал свои часы Богу, Которому служил всю свою жизнь.

Между тем 2 января в свое время в монастыре ранним утром начали богослужение. Часов около шести о. Павел, выходя из своей кельи на раннюю литургию, почувствовал близко запах дыма. Постучал с молитвою в двери к о. Серафиму; но ответа не было, а дверь была на крючке. Было еще темно, о. Павел вышел на крыльцо и позвал братию, проходившую в церковь.

Один из послушников, Аникита, бросился к келье старца, откуда чуялся запах, и сорвал дверь с запора. В ней было темно. Старца не было видно сначала. На скамье тлели некоторые холщовые вещи и книги. Бросились за снегом и потушили огонь. Когда же принесли свечу, то увидели, что старец в своем обыкновенном белом балахоне-подряснике стоял на коленопреклоненной молитве пред малым аналоем.

Пред ним стоял образ Пресвятой Богородицы Умиления. На аналое лежала богослужебная книга, по которой О.Серафим совершал свое молитвенное правило. На ней лежали крестообразно сложенные руки, а на них склонилась честная глава святого старца: так записано в издании Жития старца от 1863 года. Но Н. А. Мотовилов в своей записке "Достоверные сведения о двух дивеевских обителях" пишет иначе: "Батюшка скончался на коленях в молитве, со сложенными крестообразно руками, а не поникши вниз и лежащим на книге, как в сем издании 1863 года изображено. А что он действительно стоял на коленях, в таком именно, а не на книге, положении скончался, слышал я тогда по приезде моем из Воронежа лично от самого игумена Нифонта и живших возле батюшки отца Серафима - иеромонаха Евстафия и иеродиакона Нафанаила и которых игумен Нифонт призвал к себе при мне для того, чтобы о нем подробно сами мне сказали".

Нужно более верить этому описанию кончины. Так писали и первые составители Жития святого иноки Сергий, Георгий и Иоасаф.

И только позже них Елагин изобразил дело иначе. Можно думать, ему как светскому человеку представлялось неестественным, чтобы умершее тело оставалось еще и на коленях, а не упало вниз; потому он, вероятно, и истолковал проще и естественнее кончину старца.

Но мы в Житии святого видели несравнимо большие чудеса. Поэтому останемся при общем и установившемся предании, что о. Серафим скончался стоя коленопреклоненно пред аналоем, а не на нем.

Так его изображают и прежние и последние иконы. Так приняла этот факт и Русская Церковь в акафисте святому. С этим сходится и другое показание, что на груди его висел материнский крест - благословение на монашество: иначе бы его не было сразу видно под главою на книге.

Тело старца было еще теплым: точно дух отлетел от него только что. В это время в церкви пели уже "Достойно есть". Один из молодых послушников, узнавший о кончине, вбежал в храм и тихо оповестил о том некоторых из братии. Тотчас тесная келья наполнилась народом. Доложили игумену. И по его благословению подняли тело старца и положили в соседней келье иеромонаха Евстафия. Там омыли ему чело и колени (разоблачать монахов не позволяется), положили в известный нам дубовый гроб и тотчас же вынесли почившего в соборный храм.

После, разбирая вещи преподобного, заметили, что и Псалтирь, лежавшая на аналое, тоже несколько обгорела: вероятно, свеча, которая горела пред аналоем, упала на книгу и запалила ее, потом упала на другие вещи, и они затлелись. Так сбылось предсказание о. Серафима, что его смерть "откроется пожаром".

Для чего же именно случился небольшой пожар, трудно гадать: был ли он простым указанием кончины согласно прозрению святого или он нужен был, чтобы братия была очевидцем необыкновенной смерти коленопреклоненного старца, или же она имела символический смысл тления всего мира для огня блюдомаго (2 Пет. 3,7). Бог весть...

Только нам известно, что все подлежит разрушению через огонь, после этого будет "новое небо и новая земля, на которых обитает правда" (ср. Откр. 21,1)- будет новый духовный мир и духовный человек с духовным телом (Рим. 8,18-24;! Кор. 15, 35 - 51), подобным воскресшему Христу Господу (Ин. 3,2).

Будет Новый Иерусалим (Отк. 20), о котором пел победные песни пасхальные преподобный Серафим в последнюю ночь свою на земле, чтобы от нее перейти потом, в свое время, к свету "невечернего дне Царствия Христова".

... И одно нам несомненно, что на этой земле никогда не будет и не может быть рая, о коем мечтательно гадают некоторые даже христиане, забывая, что сущность христианства заключается, по учению Христову, Апостольскому, Отеческому и Серафимову, "в стяжании благодати Святого Духа" еще здесь и в устроении "несозданного Царствия Божия", по слову св. Григория Паламы, там. И новый мир будет совершенно иной, духовный, а не материальный. Весть о кончине святого быстро распространилась по окрестным местам, и отовсюду потекли тысячи православных на поклонение угоднику. Больше всех скорбели и горевали теперь действительно оставшиеся сиротами дивеевские сестры.

Прасковья Ивановна, которой передал преподобный последние 200 рублей, успела в день кончины купить обители муки и возвращалась в Дивеево. По дороге она услышала горестную весть и, не заезжая в монастырь, забыв о хлебе насущном для сестер, повернула лошадь и помчалась к батюшке в Саров.

Скоро там уже были и остальные сестры. Иеромонах Феоктист утром 2 января двинулся в путь домой. Но на дороге у него оборвалась завертка от саней, и он вынужден был кое-как добраться до близкого Дивеева. А там уже оплакивали кончину батюшки. Отец Василий Садовский был в это время в отъезде по делам благочиния. Сестры и попросили проезжего невольного гостя отслужить первую панихиду по общему отцу их.

Так сбылось и это предсказание о. Серафима: "Ну, так ты в Дивееве отслужишь". Восемь дней стояли мощи святого в храме и, несмотря на чрезвычайную духоту от множества народа и свечей за все эти дни прощания, не чувствовалось ни малейшего запаха тления. 9 января было отпевание.

Когда духовник О.Серафима о. Иларион хотел положить в руку его разрешительную молитву, то она сама разжалась. Свидетелями этого чуда были о. игумен, казначей и другие.

Видел это и бывший послушник монастыря впоследствии ризничий Невской Лавры архимандрит Митрофан, который и сообщил потом о знамении. После отпевания тело преподобного было предано земле в указанном им месте, возле собора, где и почивало до прославления в 1903 году, то есть 70 лет. Впоследствии над могилою старца был воздвигнут чугунный памятник в виде гробницы. На нем сверху такая надпись: "Под сим знаком погребено тело усопшего раба Божия иеромонаха Серафима, скончавшегося 1833 года генваря 2 дня, который поступил в сию Саровскую пустынь из курских купцов на 17-м году возраста своего, скончался 73 лет. Все дни его посвящены были во славу Господа Бога и в душевное назидание православных христиан, в сердцах коих и ныне о. Серафим живет".

ПРОСЛАВЛЕНИЕ СВЯТОГО

После праведной кончины слава о святой жизни о. Серафима не только не ослабела, но стала все более распространяться. Этому способствовали и новые чудеса его, о которых приходили вести отовсюду. Там он являлся во сне и исцелял болящих, в других местах чудодействовала вода из его источника или даже слитая с кусочков от камней его; в Сарове и Дивееве исходили бесы от несчастных одержимых; кому помогал песочек от его могилы или кусочки хлеба, раздаваемые в Дивееве, в память сухариков о. Серафима; творили чудеса частицы ман- тии его и т. д.

Вот несчастная мать четырех детей, горемычная вдова, страдавшая слепотою уже 16 лет, оставляет и дом и детей и идет из города Верного, пройдя 600 верст пешком, и получает зрение...

Само прославление происходило так. Еще 3 июля митрополит С.-Петербургский Антоний с епископами Нижегородским Назарием и Тамбовским Иннокентием перенесли гроб с мощами о. Серафима из его могилы в больничную церковь св. Зосимы и Савватия и переложили их в новый кипарисный гроб, дар государя и государыни.

А этот гроб в свою очередь был вложен в дубовую колоду и поставлен на середине храма до дня прославления.

19 июля была совершена панихида в Успенском соборе и во всех других храмах обители за почивших государей, святителей Тамбовских, игуменов монастыря, живших во время подвижничества о. Серафима и до последних лет, и за родителей преподобного Исидора и Агафию, а также и за самого приснопамятного иеромонаха Серафима. А народ все прибывал. Шли крестные ходы с разных концов Руси... Общества хоругвеносцев из Нижнего Новгорода, Суздаля, Тулы, Рязани, Москвы, Ярославля и пр. и пр. несли свои жертвы - хоругви в Саров святому Серафиму... 17 июля из обители вышел крестный ход навстречу двум крестным ходам монахинь из Дивеева и Понетаевки. Впереди их несли Серафимову икону Умиления Божией Матери. Сироты его дождались прославления своего батюшки... Умилительное то было зрелище. Как будто сам Серафим встречал своих чад духовных... Немало слез пролито было тут всеми...

В тот же день к вечеру прибыли государь с обеими императрицами, великий князь Сергей Александрович с великою княгинею Елизаветою Феодоров- ною, великие князья Николай и Петр Николаевичи и иные царственные лица и сопровождавшие их министры: Плеве, Хилков, Саблер, Воронцов-Дашков и др. Народ радостно приветствовал своего царя. В 7 часов того же 17 июля была отслужена заупокойная утреня (парастас) за О.Серафима. А в 11 часов ночи гроб его был перенесен из больничного храма в прежнюю могилу, которая к тому времени была прекрасно отделана мраморными плитами и в нее был сделан спуск по железной лестнице. 18 июля в 5 часов утра совершена была ранняя литургия во всех храмах обители. Император и обе императрицы присутствовали в Антониевском приделе Успенского собора и сподобились причаститься Святых Тайн. А после поздней литургии благовест пригласил всех совершить последнюю поминальную панихиду по рабе Бржием О.Серафиме. Присутствовал и император. А после нее митрополит Антоний освятил чудную раку и сень над будущим местом почивания угодника Божия, устроенную иждивением государя и государыни. Действительно то было роскошное произведение художества в русском стиле царственной Москвы. Рака - из желтовато-серого мрамора. А над нею сень высотою 12 аршин из позолоченной бронзы с пятью главами. Кругом чудные лампады.

В последний раз помянули приснопамятного иеромонаха Серафима как простого человека. Отныне он будет прославляться уже во святых.

В 6 часов вечера началась всенощная. Народ не мог вместиться в монастырь даже в третьей части своей и молился вокруг него.

Когда пришло время литии, все зажгли свечи, и крестный ход направился в храм св. Зосимы и Савватия. Все сначала поклонились земно мощам преподобного. А после каждения вокруг гроба государь и великие князья с назначенными архимандритами вынесли его наружу, где он был поставлен на носилки и поднят высоко над головами всех. Это был потрясающий момент.

Раздались рыдания, потекли слезы. Под крестный ход подстилали холст, полотенца. А по сторонам лежали больные и убогие. С пением литии крестный ход двинулся вокруг Успенского собора.

При мерцании тысяч свечей, при чудном богослужении и пении митрополичьего Петербургского, архиерейского Тамбовского хоров, при общем пламенном молитвенном настроении, а главное, благодатью святого угодника Божия Серафима был такой молитвенный подъем, что невозможно было удержаться от слез.

И в это время совершилось еще несколько чудес. Вера Чернышева из Астраханской губернии, два года находившаяся в параличе со сведенными ногами, встала с одра и пошла за крестным ходом, другая исцелилась от припадков. Но зачем нам перечислять новые чудеса? И тех, которые совершены были при жизни о. Серафима, не вместить человеку! А сколько их еще будет потом...

После литии святые мощи были поставлены посреди храма. Приблизился момент полиелея. За все эти дни было сказано много проповедей и архиереями, и проповедниками из Петербурга, протоиереями Орнатским и Рождественским, а ко времени самого прославления вышел говорить местный Тамбовский святитель Иннокентий.

В заключение своего слова он сказал: "Еще мгновение - и откроется крышка этого спасительного гроба, явятся благодатные останки дивного во святых Божиих Серафима, но кроткого и убогого в земной жизни. И в умиленной радости веры нашей воспоем ему: "Ублажаем тебя, преподобный отче Серафиме!" Все духовенство вышло на середину храма. После пения "Хвалите Имя Господне" все стали на колени, а священнослужители запели величание преподобным: "Ублажаем, ублажаем Тя, преподобне отче Серафиме, и чтим святую память твою, наставниче монахов и собеседниче ангелов". Этот момент и считается церковным прославлением святых. После прочтения Евангелия, когда архидиакон Александро-Невской Лавры Иоанн читал прошение "Спаси, Боже, люди Твоя", он среди святых упомянул в первый раз "преподобного и богоносного отца нашего Серафима Саровского и всея России чудотворца" , их же молитвами "Многомилостиво Господи, услыши нас, грешных, и помилуй". И понеслись впервые молитвы Православной Церкви: "Господи помилуй, Господи помилуй, Господи помилуй" - двенадцать раз. Священнослужите- ли, а за ними царствующие лица и народ начали прикладываться к мощам святого.

Служба продолжалась, а народ все продолжал прикладываться. Кончилась она уже к полуночи, а храм был открыт, и тысячи людей шли и шли и шли к новопрославленному святому с верой и просьбами...

19 июля поздняя литургия началась в 8 часов утра. На малом входе при пении духовенством: "Приидите поклонимся и припадем ко Христу", священноархимандриты взяли кипарисовый гроб с мощами и понесли его вперед всех в алтарь... Так святой угодник Божий предшествовал в поклонении Господу и Спасителю...

Невольно вспоминается при этом тот далекий момент, когда смиренный иеродиакон Серафим удостоился видения Самого Господа Иисуса Христа, тоже на литургии и приблизительно почти в тот же момент ее. Сбылось таинственное благословение. которым тогда усладил душу его Спаситель, исполнив его Божественною любовью...

Потом мощи, после обнесения их вокруг престола, были снова вложены в дубовую колоду - гроб, но уже не на середину храма, а в уготованную преславную раку под чудной сенью...

Здесь нашел обиталище убогий Серафим, всю жизнь избегавший славы и за малейший соблазн поставивший себя на тысячу дней и ночей на камни... "Смиривыйся вознесется"...

При этом моменте случилось новое чудо. Среди богомольцев стояла приехавшая из Москвы Евдокия Масленникова (из купеческого сословия) со своей больной дочерью Екатериною, 12 лет. Девочка страдала припадками эпилепсии и уже два года ничего не могла говорить. Доктора не помогали. При пронесении гроба мимо мать коснулась его платком и потом отерла им лицо больной дочери. И та на глазах у всех произнесла имя своей матери и начала говорить как здоровая. После она была сподоблена митрополитом причащения Святых Тайн . В конце литургии произнесено было слово архиепископом Казанским, бывшим Тамбовским, Димитрием в честь и память преподобного. В нем между прочим он выразил обычную для православного сознания мысль о том, что "Святая Церковь в силу богодарованной ей власти несомнительно всенародно удостоверила и утвердила эту общую веру в святость и ходатайственную силу перед Богом великого подвижника веры и благочестия, которого с глубоким умилением и благоговением давно уже ублажают и прославляют вси роди земли Российской".

После литургии начался молебен новому чудотворцу. При пении тропаря "От юности возлюбил еси Христа, блаженне" гроб был вынут из раки и передан на руки государя и великих князей, коими при участии архимандритов был вынесен из собора для шествия вокруг храма. Высокое религиозное одушевление снова охватило тысячи людей. Затем мощи были водворены на свое место уже для постоянного поклонения. Этим закончилось прославление, или канонизация, святого праведника. На другой день государь и другие лица посетили Дивеево и поклонились иконе Умиления Божией Матери, осматривали пустыньки о. Серафима и прочие реликвии.

После их отъезда, на другой день, 21 июля было совершено освящение в Сарове нового пятиглавого храма в честь новопрославленного святого. Храм сооружен над кельею его, которая помещена в западной части храма...

Всю северную сторону этой кельи-часовни занимает большая картина явления Богоматери преп. Серафиму 25 марта 1831 года. В ней хранились все перечисленные выше вещи батюшки. Сюда же были составлены и пожертвованные хоругви и иконы ко дню прославления его.

А 22 июля освящен левый придел во имя преп. Серафима в храме Св.Троицы Дивеевского женского монастыря. Здесь так верили в святость и прославление батюшки, что еще с 1875 года заготовили особый придел для о. Серафима. Так вера не посрамляет чад ее.

Пока кончилась святая история...

Еще будет продолжение ее. В предвидении ее вспомним и о других останках от святого человека Божия... Не хочется еще расставаться с ним... Все дорого - Серафимово...

И мы не сомневаемся, что и читателям дороги самомалейшие воспоминания о святом и великом светильнике России и всего мира, потому поместим описание автора Летописи Серафимо-Дивеевского монастыря, отца Л. Чичагова, впоследствии митрополита Петроградского Серафима, лично проверив шего справедливость нижеизложенного. Как мы видели, одно Св. Евангелие, обгоревшее при пожаре, досталось ближайшему сотаиннику дивного откровения о "стяжании благодати" Н. А. Мотовилову. Он же сообщает и о других вещах:

"Игумен Нифонт также благословил меня и образом Божией Матери Жизнеподательницы, он небольшой на кипарисе; тот самый, которым благословила его родительница его при дозволении ему остаться навсегда в Сарове. Мне отдали еще ту самую книжку "Алфавит духовный" ( Димитрия Ростовского) с недостающими сначала несколькими листами, по которой он сам, великий старец Серафим, учился духовной жизни. И из двух крестов, всегда бывших на нем, маленький крест, вырезанный его руками и обложенный серебром из того старинного рубля серебряного, который дала ему его матушка, отпуская его на богомолье в Киев, и который был на нем. "А медный большой другой крест осьмиконечный, его благословение, - сказал мне тогда игумен Нифонт - и образ Божией Матери, Радости всех радостей, пред которою он стоял на коленях и скончался, отдал я в его девическую Дивеевскую обитель" .

Скоро после погребения родилась сама собою мысль о сохранении памяти о достоблаженном старце Серафиме.

Стали собирать и хранить его портреты. Так, мать дивеевской сестры Анастасии Протасовой, имея большую приверженность к о. Серафиму, просила раз у него благословения списать его портрет. Отец Серафим отвечал на это: "Кто я, убогий, чтобы писать с меня вид мой? Изображают лики Божии и святых, а мы - люди, и люди-то грешные..." Но мать сестры Анастасии стала умолять его с настойчивостью не отказать ей. Тогда только из уважения к ее усердию он уступил ее желанию и сказал: "Это в вашей воле. Пусть будет по вашему усердию". Благодаря таким убеждениям были собраны и доныне находятся в Саровской обители, в квартире настоятеля, два верных изображения старца Серафима: одно написано в то время, когда старцу было около 50 лет. Отец Серафим представлен с открытою главою; лицо у него чистое, белое, глаза голубые, нос прямой, с небольшим возвышением, волосы светло-русые, густые, с проседью; усы и борода густые, тоже с проседью; рука одна с другой соединены на груди. Старец стоит одетым в мантию. Этот портрет написан художником Академии Дмитрием Евстафьевым для госпожи Анненковой и ею передан в Саровскую пустынь.

Другой портрет, находящийся также в келье Саровского строителя, написан с натуры лет за пять до кончины старца. Отец Серафим изображен в мантии, епитрахили и поручах, как он приступал к причастию Св. Тайн . По этому портрету видно, что лета и иноческие подвиги имели влияние на внешний вид старца. Здесь лицо представлено бледным, удрученным от трудов. Волосы и на голове, и на бороде густые, но не длинные и все седые. Правая рука положена на епитрахили у груди.

Этот портрет написан художником Серебряковым, который был после иноком Саровской обители и в ней опочил вечным сном. Художники Саровской пустыни кроме портретов написали на полотне картину смерти св. Серафима, снимок с которой при жизнеописаниях прилагался с немногими взятыми с действительности дополнениями в подробностях. Те лица, у которых были вещи о. Серафима, тщательно стали хранить их у себя, а другие старались приобрести что-нибудь из его вещей на память себе. По завещанному с давних пор в Саровской обители порядку все вещи после смерти брата сносятся в так называемую рухальную (кладовую рухляди) и делаются общим достоянием обители. Вся- кий брат, в чем нуждается, то и берет из рухальной и, износивши одну вещь, переменяет на другую.

Вещи о. Серафима, поступившие в то же хранилище, не остались там, но по усиленным просьбам почитателей старца розданы были для них старшими из братии - о. Нифонтом и о. Исаиею.

Так, у инока Саровской пустыни Гавриила был портрет о. Серафима. Счастливый владетель так дорожил им, что не хотел никому показывать его, и если показывал самым близким особам, то никак не выпускал его из своих рук.

Крест медный, который о. Серафим всегда носил на себе поверх одежды, по благословению преосвященного Иеремии, бывшего епископа Нижегородского, хранится в Дивееве в церкви Преображения Господня.

Большой же железный крест, который носил старец под одеждою на шее, находится в Саровской пустыни.

Господа Тепловы, прослышав о смерти старца Серафима, прислали из Таганрога нарочного в Саров получить что-нибудь из его кельи. И им посланы были два кувшина, которыми подвижник носил для себя воду. Оба кувшина были наполнены водою из Серафимова источника.

У одной из сестер Дивеевской общины, а именно у Параскевы Ивановны, остался топорик, которым работал о. Серафим в пустыни. Сестра берегла его еще при жизни старца как необыкновенную драгоценность, потом согласилась передать его своей начальнице для хранения в пустынной келье о. Серафима.

Госпожа Мария Колычева, бывшая в близком духовном общении с другим затворником того времени Георгием Задонским, с восторгом написала ему, что она после смерти о. Серафима получила из его кельи белый полотняный платок, лампаду и стаканчик, обе последние вещи в звездочках.

Две ряски из оставшихся после смерти о. Серафима переданы были сестре Дивеевской общины, из коих одну сестра носила на себе, а другую выпросила для себя госпожа Колычева.

Волосы о. Серафима, два раза выпадавшие в виде войлока с головы его после двух болезненных его страданий, хранились у дивеевской церковницы Ксении Васильевны и у Саровского старца о. Феодосия.

Камни, на которых старец для умерщвления искушения врага восходил молиться в течение тысячи суток, перенесены в Дивеевскую общину.

Тот из них, на котором он стаивал днем в своей келье, находится в прежнем своем виде в Преображенской церкви в Дивееве. От другого из этих камней, на котором О.Серафим молился ночью под открытым небом, остался один обломок, потому что благочестивые посетители Сарова, осматривая места, на которых о. Серафим подвизался, постоянно отбивали от него части и увозили с собою.

И этот остаток, имеющий около аршина в диаметре, вскоре после кончины старца также перевезен в Дивеево и положен в той же Преображенской церкви. Келья, в которой о. Серафим подвизался в дальней пустыни, куплена Н. А. Мотовиловым и также перевезена в Дивеевскую обитель.

В ней совершается теперь неусыпное чтение Псалтири за упокой в Бозе почивших представителей царского рода, пастырей Церкви, о. Серафима, усопших сестер обители и других благодетельствовавших ей при жизни особ. А другая подвижническая келья о. Серафима - в Дивееве же - обращена в алтарь храма Преображения Господня.

Образ Царицы Небесной, Радости всех радостей, написанный на полотне, натянутом на кипарисную доску, стоявший в монастырской келье о. Серафима, находится теперь в соборе Дивеевской обители. Усердием Наталии Ивановны Богдановой на нем положена серебряная вызолоченная риза. Пред ним в определенный день недели поется акафист Спасителю и Божией Матери.

Благочестивые посетители питают особое усердие к иконе сей и по своей вере получают от нее духовное утешение. Особенно известною сделалась одна вещь из оставшихся после о. Серафима.

Незадолго пред кончиною своею он благосло вил начальницу Дивеевской обители Ксению Михайловну Кочеулову полумантией, которую носил сам. Когда сестра обители Елизавета Андреевна Татаринова отправилась в Петербург за сбором подаяний, ей дана была в напутствие и мантия о. Серафима. Эта мантия в последнее время огласилась в Петербурге даром исцеления над дитятей, которому искусство первых в столице врачей отказывало в помощи. Из Евангелий, которые читал в келье о. Серафим, одно находится в Сарове, а другое - в Дивеевской обители у Елены Ивановны Мотовиловой. Последнее Евангелие (в кожаном переплете) есть то самое, которое о. Серафим носил всегда с собой в сумочке за плечами. Рассматривая его, мы увидели, что в этом переплете собраны были вместе Псалтирь, Евангелие, Книги Деяний и Посланий св. апостолов. В Дивееве же хранится малая часть книги Четьи- Минеи, первой трети, тлевшая при пожаре, случившемся при кончине старца Серафима.

Из этого перечня вещей, оставшихся после старца Серафима, видно, что большая часть из них приобретена Дивеевской общиной. Затем после смерти о. Серафима за исключением немногих нераспечатанных писем ничего не осталось.

Из других источников постепенно открывались сведения о прочих достопамятных вещах, связанных с именем преподобного. Например, у инока Саровской пустыни Киприана была шапочка из черной крашенины, которую святой носил на голове своей. Получив ее по смерти старца, о. Киприан стал надевать ее на больную свою голову. И "всякий раз боль проходила", - писал он. Ко дню открытия мощей преподобного О.Серафима в "Московских церковных ведомостях" (№ 2 за 1903 г.) появилась статья Л. Денисова, автора Жития преп. Серафима, где он пишет подробно о вещах, оставшихся в разных местах. После он же дополнил ее в Житии. Берем оттуда наиболее важное.

В Сарове над могилой о. Серафима была устроена в 1861 году часовня. Об этом позаботился игумен Саровский Рафаил. Это был незаурядный человек и настоятель. Сын вятского артиллерийского чиновника, в миру Николай Иванович Трухин, он по окончании военного образования, на двадцать третьем году жизни, удалился в Афонский Пантелеймонов монастырь, где и проходил свое первоначальное монашество.

Потом, по глубокому почитанию имени преп. Серафима, поступил в Саровскую пустынь. И здесь 31 декабря 1889 года назначен был настоятелем. Тотчас же он предался попечению об увековечении памяти о. Серафима.

И за четыре с половиной года своего управления о. Рафаил успел выстроить указанную часовню; потом восстановил обе пустыньки преп. Серафима по прежним образцам, перенесенным в Дивеево. При этом оказалось, что под полом дальней пустыньки сохранилась в неприкосновенности кирпичная клеть, в которую о. Серафим удалялся от посетителей на молитву, где хранил овощи и укрывался иногда от летнего зноя.

Отцом же Рафаилом были построены часовни: над целебным источником батюшки, над местом кам ня, на коем молился тысячу ночей о. Серафим, над пнем дерева, на который он вешал при молитвах этих икону Св. Троицы. Он же особенно усердно старался собирать и записывать сказания о чудесах и исцелениях О.Серафима, приготовляя таким образом все к грядущему прославлению св. старца. 20 июля 1864 года о. Рафаил был назначен начальником Русской духовной миссии в Иерусалиме с возведением в сан архимандрита.

Келья, в которой скончался преп. Серафим, вошла в храм Пресвятой Троицы, заложенный в 1867 году и освященный при канонизации святого в 1903 году. В этой келье в бронзовых витринах хранятся: мантия преп. Серафима и его черная суконная шапочка, железный крест, носимый на шее, волосы о. Серафима, кожаные четки-листовки, Евангелие, читанное им пред кончиною, часть камня, на коем он молился тысячу ночей, скамейка, сделанная его руками, сохранилась в неприкосновенности стенка кафельной печи с лежанкой.

Недалеко от часовни над источником хранилась и пещерка в береговом скате над рекой Саровкой, в которую о. Серафим уединялся для молитвы.

Хранятся несколько картин - изображений из жизни его: явление Богоматери в 1831 году, моление на камне, кормление медведя, кончина старца и др. Есть еще несколько портретов и в Сарове, и в других местах России, большею частью копии с указанных выше, а некоторые и самостоятельного происхождения от неизвестных художников.

В архивах монастыря хранился, как мы видели при описании удаления о. Серафима в пустыньку, и билет, выданный ему в 1794 году, 20 ноября, за подписью нового игумена о. Исаии.

Из вещей, находящихся в Дивееве, кроме перечисленных в летописи Чичагова, еще хранятся: черная суконная мягкая камилавка, холщовая епитрахиль и поручи, деревянные четки, изгрызенные бесноватыми, бахилы ( род кожаных сапог в виде чулок), лапти из лыка, три иконы: Спасителя, Богоматери и Иоанна Предтечи, подаренные преп. Серафимом Дивеевской общине, когда она еще не была открыта официально, и обрубок из кельи его.

В Понетаевском монастыре хранятся следующие вещи: медный крест, найденный Саровским иеромонахом Анастасием при раскопке дальней пустыньки, несколько частиц камня, на котором молился о. Серафим, часть дерева от пустыньки, три восковые свечи из его кельи, части мантии, волосы, часть рубашки и два полотенца.

В Москве, в домовой церкви великого князя Сергея Александровича, хранилась мантия преподобного. Несомненно, мантий было несколько: одни отдавались преподобным, другие брались из рухальной монастырской или приносились в дар ему. Эта мантия во время прославления о. Серафима была выставляема для поклонения в Успенском Московском соборе в Кремле.

Наконец, подобает упомянуть о портрете - иконе преподобного Серафима, написанной на паперти Успенской деревянной церкви Гефсиманского скита, близ Сергиевой Лавры, на полотне, во весь рост натуральной величины его: 2 аршина, 7 и три четверти вершка.

Этот портрет, по преданию, был подарен сюда наместником лавры, архимандритом Антонием, почитателем святого старца и духовником приснопоминаемого митрополита Московского Филарета, в 1844 году, после основания скита. Это - знаменательный дар, показывающий, что о. Серафима тогда уже почитали угодником Божиим, и притом такие лица, как сам Филарет, тоже великий сокровенный подвижник и очень строгий судья религиозных дел.

На этой иконе угодник Божий изображен одетым в полушубок, с полумантией поверх него, с монашеской камилавкой на голове и в кожаных бахилах. Фигура его согбенная; правою рукою он опирается на суковатую палку, а в левой руке держит четки-листовку. Здесь же хранится и мантия преподобного Серафима из обыкновенной материи длиною около 2 аршин, переданная сюда тем же наместником архимандритом Антонием.

 Приведем здесь и рассказ об одном памятном событии и, может быть, сохранившемся предмете от о. Серафима.

В один из летних жарких дней к Сарову из Мурома по глухой лесной дороге шли два инока, еще молодые. Это были о. Серафим, тогда еще послушник Прохор, и муромский подвижник Антоний. Дошли они до местечка Крыжева сечь, или Мокрое, и остановились отдохнуть. Вдруг о. Серафим говорит: "На этом месте, отче, будет женский монастырь... Будет храм во имя Матери Божией "Утоли моя печали". Сказав это, он своим топориком срубил два дубка и заострил один из них. А утвердить перекладину для креста предложил о. Антонию. После этого они поставили его в землю и пропели тропарь "Спаси, Господи". "Вот на этом самом месте будет соборный храм".

Случайным свидетелем этого события и беседы был юноша Дубов, хотевший здесь срубить оглоблю и притаившийся при приближении путников. После молитвы о. Серафим, прозревший мальчика в кустах, обратился к нему, назвал его по имени и, подозвав к себе, сказал: "Это будет, когда меня в живых не будет, а ты доживешь и до освящения храма в обители" .

Это происходило около 1785 года, после исцеления о. Серафима Божией Матерью от водянки, в благодарность за что и принял он послушание от настоятеля собирать жертвы на построение больницы с храмом св. Зосимы и Савватия над местом его кельи, в которой явилась ему Божия Матерь.

Впоследствии, за два года до своей кончины, он сам рассказал одной старице Марфе Артемьевне об этом событии так: "Когда я ходил по сбору в Муром, то на пути в лесу я видел место, избранное Божией Матерью для монастыря. Я там сидел на дубовом пне, и этот пень попадет под первую церковь; туда пойдешь в монастырь и ты. Когда я там был первый раз, то удостоился, грешный, видеть, как на том месте, где будет соборный храм, спустилась икона Божией Матери "Утоли моя печали". Я успел только поклониться спустившейся иконе и встал, а икона уже исчезла. Я был тогда еще молод (26 лет было ему). Место это святое: его возлюбила Царица Небесная". Прошло с тех пор много лет, и на месте постав ленного креста была основана Неонилою Захаровой община. А в 1858 году, 2 октября, был освящен и первый храм во имя Всех Святых. На этом торжестве присутствовал и престарелый 85-летний Дубов. Плача от умиления, он рассказал тогдашней начальнице Антонии Соколовой и всем присутствовавшим о подслушанной им беседе и предсказании о. Серафима... Крест, вероятно, не сохранился от времени, а пень должен быть под храмом, по неложному слову батюшки. Сюда пришла и Марфа, окончив свои дни в глубокой старости в 1889 году.

Мы так подробно и долго задержались на посмертных вещах преподобного о. Серафима потому, что нам весьма дороги и мельчайшие памятки от него. А главное, они являются проводниками Божией благодати. И потому так хочется вспоминать о них именно после кончины его.

И кто знает: может быть, Милосердый Бог по молитвам угодника приведет и нас снова посетить эти места; и тогда данная книга может послужить вместо проводника к священным реликвиям святого старца, как к живым свидетелям его жизни и подвигов, облагодатствованным от него... А по пророчествам о. Серафима еще не конец Православной Церкви в России, еще ожидает светлое будущее и Дивее- во, и Саров. Еще будут петь летом пасхальные песни... И к этому уже приближается время. Дай Боже, за молитвы Твоего дивного угодника!

"...Так о чем же унывать-то нам!.. С нами Бог! Наадеющийся на Господа, яко гора Сион, и Господь окрест людей своих... Господь сохранит вхождение твое и исхождение твое отныне и до века; во дни солнце не ожжет тебе, ниже луна нощию."





<<   >>



Серафим Саровский
Серафим Саровский
Новости за...
Все новости
Смотреть на

Ссылки

Смотреть на


Смотреть на


Смотреть на


Смотреть на


Смотреть на



Каталоги




Обмен баннерами
Если Вам понравился портал, предлагаем установить наш баннер:

Серафим Саровский

Погода




Православный календарь





Сегодня
Главная | Серафим Саровский | Саровская пустынь | Саров | Новости | Даты | Публикации | Фото | Видео | Книги | Ссылки | Контакты
Copyright © 2003-2024 Группа информационной поддержки.